– …У Хасана ибн Саббаха был огромный сад, посередине которого стоял большой дом для развлечений. Его окна были разукрашены золотыми звездами, комнаты обставлены роскошной мебелью, не хуже, чем во дворце у халифа, а в саду росли прекрасные деревья и резвились газели. Вечером молодого человека приглашали к шейху и одурманивали гашишем. А когда он засыпал, юношу переносили в райский сад, где его уже ожидали реки вина, обильное угощение и прекрасные девы, выдававшие себя за райских девственниц-гурий. Они нашептывали будущему хашишину, что он сможет сюда вернуться, только если погибнет в борьбе с кафирами[70] – с теми, на кого укажет шейх аль-Джабаль. Проснувшись, юноша искренне верил в то, что побывал в раю. Отныне с первого мига пробуждения реальный мир терял для него какую-либо ценность. Все его мечты и надежды были подчинены одному-единственному желанию – вновь оказаться в «райском саду» в окружении прекрасных дев. Поэтому любой хашишин считает смерть по приказу шейха наградой.
– Я бы тоже не отказался очутиться среди прекрасных дев, но только в земной жизни, – сказал кто-то и хохотнул.
– Тихо! – прошипел рассказчик. – Хасан ибн Саббах умер, но существуют и другие Старцы Горы. У них везде есть глаза и уши. Так что меньше болтай.
– А ты откуда знаешь про это?
– Знаю! – отрезал рассказчик, и больше вопросов о его осведомленности по части хашишинов не последовало.
– Все это сказки, – раздался чей-то хриплый голос.
– Возможно, – ответил рассказчик. – Но люди говорят, что так было. Как сейчас обстоят дела у хашишинов, я не знаю.
Их новый Старец Горы больно скрытен. А верить всему этому или не верить – дело сугубо личное…
Дальше Авар уже не слушал – разговор свернул на другую дорожку, и ему стало неинтересно. Да и сон наконец взмахнул своими невидимыми крыльями совсем близко, и заставил юношу смежить веки. Ночь укрыла его своим звездным одеялом, и он уснул так крепко, как могут спать лишь молодые, здоровые люди, уставшие от тяжелого труда или дальней дороги. Они не слышали ни богатырского храпа хозяина харчевни Абдураззака, ни топота стражи, гремящей железом панцирей, ни стука колотушек ночных сторожей и их криков: «В Багдаде все спокойно! В Багдаде все спокойно! Да пребудет с вами Аллах, правоверные!..».
Ранним утром, когда на небе появилась Каукаб-ас-Сабах – утренняя звезда, и когда сон наиболее крепок, их разбудил азан муаззинов[71]:
– Ты сказал то, что истинно и справедливо! Аллагу акбар! Аллагу акбар!.. Ашгаду алла илага иллаллаг! Ашгаду анна Мухаммада ррасулуллаг!..
Минарет находился совсем рядом, а пронзительный голос муаззина был таким противным, что Авар подхватился как ошпаренный. Быстро сотворив утреннюю молитву, они попили чаю и уже доедали халву, – угощение за счет Абдураззака, который за ночь почему-то проникся еще большим благорасположением к двум юношам, – как заревели карнаи[72], затем ударили большие барабаны и над базаром раздался единодушный вопль:
– Халиф!!! Халиф!!!
Не мешкая, юноши бросились к воротам, от которых начинался базар, называвшийся Сук ас-Сараем. К ним уже подходила процессия, которую предварило появление многочисленной дворцовой стражи. Стражники колотили длинными палками налево и направо, расчищая путь светлейшему халифу. Вскоре образовался широкий проход, по которому пошла группа придворных музыкантов с флейтами, карнаями, барабанами и бубнами. Музыка, которую они добывали из своих инструментов, обладала лишь одним достоинством – была чересчур громкой. Наверное, халифу заткнули уши воском, иначе он просто оглох бы.
За музыкантами следовала конная свита. Там было на что посмотреть! Разодетые в шелка и золото придворные блистали как павлины в брачный период, драгоценные камни, которыми были усыпаны парчовые халаты, испускали сияние, затмевающее утреннее солнце, попоны и седла коней были расшиты золотыми нитями, а каждый потрясающе красивый арабский жеребец стоил целое состояние.
За всадниками провели четырех слонов с высокими пышными султанами на головах, потом появились личные телохранители повелителя Багдада – суровые высокие воины-саклаби[73], увешанные с головы до ног превосходнейшим оружием. (Говорили, что они были издалекого северного племени рус, но точно никто не знал). Оружие не было украшено драгоценными каменьями, как у конной свиты, разве что самую малость, но тот, кто разбирается в таких делах, отдал бы последние деньги, чтобы заполучить себе булатный меч из хорасанской стали – один из тех, которыми были вооружены телохранители халифа. Ибо среди дамасского оружия изделия кузнецов Хорасана ценились выше всего.