Ассасины

Сарацины ударили сразу и со всех сторон. Казалось, что происходит обычная облавная охота на медведей, в качестве которых выступали нефы, а псами, окружившими больших зверюг, были быстрые, юркие посудины пиратов. Лишь за одним неприятным для франков исключением – псы не только лаяли, но еще и больно кусались. Тучи арабских стрел густо исчертили утреннее небо, чтобы упасть дождем на палубы кораблей Робера де Сабле.

Появились первые раненые и убитые; большей частью среди матросов-галиотов, у которых в качестве защиты были круглые сарацинские щиты из толстой кожи, способные закрыть лишь какую-то одну часть тела, а не всего воина, как у тех же арбалетчиков или копьеносцев. Эти имели прямоугольные норманнские щиты с заостренным нижним концом – большие, удобные в обращении и не мешающие работе с оружием.

Тем временем, как назло, ветер начал стихать, и комит в отчаянии схватился за голову – паруса нефа стали похожими на белье, вывешенное для просушки. Корабли почти остановились, что было очень удобно для гребных пиратских посудин. Сарацины, немного постреляв, решили долго дело не затягивать – путь, по которому шли нефы, был весьма оживленным, и никто не мог дать гарантий, что на горизонте не появятся боевые корабли крестоносцев.

К-б-тан – капитан флагманской гураби, предводитель морских разбойников, вознес молитву Аллаху и рядом со знаменем Салах ад-Дина появился красный флаг. Это означало, что пора идти в атаку и что в плен франков брать не будут. Сарацины радостно завопили, да так, что даже распугали крупную стаю вездесущих чаек, и весла пиратских посудин вспенили воду.

–  Пора! – сказал Робер де Сабле. – Метателей – к бою! – приказал он комиту.

Тот снова витиевато засвистел, и звучный голос рога с «вороньего гнезда» флагманского нефа перекрыл звуки сражения. Если до этого были задействованы только стрелки франков, и болты их арбалетов редко пролетали мимо цели, то теперь в сарацин полетели горшки с «греческим огнем». Попадая на палубы пиратских судов, они разбивались, горючая смесь растекалась по доскам, и не было никакой возможности потушить зеленовато-голубое пламя, которое горело даже под водой.

Впрочем, не всегда этот прием срабатывал. Маленькие караби ухитрялись избегать злой участи. В них вообще было трудно попасть. Поэтому метатели огня сосредоточили свои усилия на главных противниках – целили по гураби и шейти. Вскоре пять или шесть суден запылали, и сарацины посыпались в воду как горох. Но остальные упрямо продолжали движение, и Робер де Сабле приказал метателям оставить их нелегкое занятие и взяться за обычное оружие. Опытный флотоводец учел, что вблизи пиратские суда, пораженные горшками с «греческим огнем», будут представлять большую опасность. В особенности, если пылающая гураби вцепится в борт нефа, как клещ, и пираты пойдут от безысходности на абордаж.

Борта нефа дрогнули, раздался треск – так «причалили» к нему суденышки пиратов. Полетели веревки с острыми абордажными крючьями и арканы, с которыми сарацины управлялись весьма ловко. Один аркан из конского волоса змеей мелькнул перед лицом адмирала, и тот с виду меланхолично отмахнулся от него мечом. На палубу упала черная петля.

«Лихо!», – не без зависти подумал Танкред, дрожа от боевого возбуждения. Он уже забыл про свои страхи и готов был сражаться до последнего. Для рыцаря, которого готовили к воинским подвигам едва не с пеленок, предстоящее сражение было сродни кубку хмельного вина. Кровь даже не бежала в жилах, а бурлила, как горная река, и тяжелый меч в руках казался птичьим перышком.

Воющая толпа полуголых сарацин потной волной хлынула на палубу нефа, и началась дикая свалка. Воины франков сражались храбро и искусно, но их было слишком мало. Что касается матросов-галиотов, то они брали в основном отчаянием – красный флаг, вывешенный пиратским капитаном, не оставлял им никаких надежд. Сарацины дрались как безумные. С саблей в одной руке и с кинжалом в другой, пренебрегая защитой, – у них не было даже маленьких щитов, они бросались на франков с таким остервенением, что у многих дрогнули сердца. Только не у Робера де Сабле и Танкреда.

Они врубились в толпу пиратов с такой свирепостью, что сарацины даже опешили. Казалось, на поле вышли косари, потому что каждый удар меча срезал одного, а то и двух пиратов с такой легкостью, словно они были стеблями чертополоха.

По бокам и сзади рыцарей защищали оруженосцы, тоже неслабые воины, и этот железный разящий кулак шел по палубе нефа, оставляя после себя многочисленные мертвые тела и ручьи крови.

Увидев, как сражаются господа, приободрились и галиоты, не говоря уже о копьеносцах и арбалетчиках. Стрелки снова взялись за свое дело, и арбалетные болты опять полетели в сторону сарацин. Враги находились так близко, что арбалетчикам почти не приходилось целиться; даже болт, выпущенный наобум, находил смуглое тело, не защищенное доспехом.