Ричард яростно сжал кулак. Филипп, Филипп!.. Они играли еще мальчишками, они вместе охотились, спали на одном походном ложе в шатре, ели из одной тарелки. Как же ему нравился Филипп! Ричард многому учился у него, хотя порой и находил, что действия французского короля, скажем так, не слишком рыцарственные. Да, порой он разочаровывался в Капетинге, однако былая привязанность не проходила. И он знал, что всегда сможет подчинить себе Филиппа. Но всегда ли? Еще королева Элеонора пыталась убедить Ричарда, что между двумя монархами не может быть искренней дружбы, что однажды один предаст другого из государственных соображений. Матушка, как обычно, оказалась права. Разве не предал его Филипп, отказавшись от их общего обета отвоевать Гроб Господень! Жаловался, что все это из-за хворей, донимавших его… Можно подумать, что Ричарда они не мучают. Но вот Филипп уехал, а он, Ричард, разбил Саладина… И в душе надеялся, что Филипп, даже если и позавидует ему, не сможет не восхититься. И вот…
Шершавый свиток лежал перед Ричардом словно отравленная стрела.
Ну, уж черта с два! Не дождется! Ричард покажет, что достоин выполнить свой обет. Он будет улыбаться лохматому бургундскому Медведю, он наладит отношения с Конрадом Монферратским, он испросит благословения у епископа де Бове, даже неудачником Леопольдом будет восхищаться – но он отвоюет с ними Иерусалим!
Это были сладкие надежды. Однако даже они не могли погасить горечь и разочарование Ричарда от известия о предательстве Филиппа. Как же они смогут дальше жить? Два короля, ставшие врагами. Ибо после случившегося Ричарду даже трудно представить, что он однажды сможет пожать коварному французу руку. Проклятый Филипп, разве он не понимает, что если Ричард лишится поддержки понтифика в Риме, если Папа не станет ратовать за приезд новых воинов-крестоносцев к берегам Леванта, то они могут проиграть!
Горько стеная, почти ничего не видя перед собой, король вышел на парапет стены, двинулся по ней, минуя строительные леса, переходя от одной башни к другой и словно не замечая салютовавших ему стражей. Он шел над морем, видел огни воинства своих крестоносцев у костров, где-то играла музыка, шумели разбиваемые о скальные гряды волны. Их пена казалась почти сияющей в свете растущей луны. На небе мерцали огромные яркие звезды. Вокруг были ночь и красота. В душе же Ричарда была только ночь.
– Государь, – раздался неподалеку негромкий нежный голос.
Ричард оглянулся и увидел Деву Кипра. Царевна медленно приближалась к нему, ее легкая светлая накидка развевалась на ветру, а высоко уложенные волосы сверкали нитями драгоценностей, какими она любила их обвивать.
Ричард церемонно поклонился ей по всем правилам придворного обхождения, снял перчатку, взял ее руку в свои, поцеловал. Как бы гадко ни было у него на душе, он должен вести себя с дамой галантно.
– Я рад видеть вас, прекрасная царевна.
Она стояла рядом и внимательно смотрела на короля. Ее огромные иконописные очи мерцали искрами подобно звездному небу.
– Вам плохо, мой цезарь? Вас что-то гнетет? О, мое сердце рушится от желания помочь вам.
Ричард невольно улыбнулся. Подумал, что Джоанна все-таки умница, раз за это время научила Деву Кипра довольно неплохо разговаривать на лингва-франка. Но ее ошибки в речи все же забавны.
– Идемте, я провожу вас, мой цезарь. – Царевна оперлась о его руку. – А вы поведаете мне о своих горестях.
Конечно, Ричард не собирался посвящать ее в свои проблемы. Она киприотка – ценный трофей и дочь врага, которого он пленил. Но то, что она шла рядом и так мило что-то лепетала… От нее исходил сладкий дурманящий аромат южных цветов, и Ричард вдруг подумал, что совсем неплохо прогуляться лунной ночью над сияющим морем в компании красивой женщины. Пусть и обладающей не совсем привычной для него красотой – слишком рослая, крепкая, слишком крутобедрая… Ричард поймал себя на том, что не сводит глаз с ее маленьких ступней в блестящих башмачках, порой выглядывающих при ходьбе из-под легкого подола. Да и ткань была столь тонкой, что при каждом шаге облегала ее ноги до самого паха.