Ассана. Путь к свободе

– У бабы Нади есть ещё мешок с едой. Берите оттуда, в сторону моей собственности не смейте даже смотреть!

Акакиевич захлопнул рот так, что я отчётливо услышала, как его вставная челюсть хрустнула.

– Тогда и ты не ешь с нами! – вызверился он. Я равнодушно пожала плечами и, отвернувшись от родственничка, откусила большой кусок от протеинового батончика и с удовольствием начала жевать сладкое угощение, оглядывая греющихся вокруг костров смеющихся, беззаботных людей.

Глава 3 Блуждающие

Две луны. Незнакомые созвездия. И две недели блужданий по этой ледяной земле.

Я стояла у еле тлеющего костра и смотрела на далёкие холодные звёзды. Но почему-то подмигивать им в ответ совсем не хотелось.

Пару часов назад закончился очень сложный разговор с «предводителями» нашей группы. И теперь на мне висела ответственность за отделившихся от них людей. Но обо всём по порядку.

***

Первые дни перехода были вполне сносными. Я ни во что не вмешивалась, наблюдала и делала выводы.

На третий день произошла неприятная ситуация в нашей маленькой семье.

– Надюша, моя милая, ты ведь отдашь мне свои очки? – услышала я тихий шёпот Акакиевича рано поутру. Сделав вид, что всё ещё сплю, прислушалась.

– Арни, – я чуть не хмыкнула, каждый раз, когда слышала это сокращение мне хотелось смеяться. Старик точно не тянул на небезызвестного всем актёра. – Дорогой, а как же я? Мне ветер и снег сильно режут глаза, ты же знаешь, мне нужно беречь зрение.

Акакиевич еле слышно фыркнул, и заявил:

– Ты за Аньку спрячься, и иди с закрытыми глазами. Она девка сильная, о тебе вполне может позаботиться. Мне же нужно вести людей вперёд.

Я скрипнула зубами – Сусанин недоделанный. Разница в том, что на погибель (совершенно бессистемно, наобум) он ведёт своих же, а не врагов. Гад. Наверняка, среди людей есть понимающие и умеющие ориентироваться на местности люди. Мог бы собрать совет. Нет же, только его слова верны. Точнее других двоих, с которыми я пока не была лично знакома. А Арнольд их хвостик.

– Арни, нет. Не дам, – я представила, как бабушка качает отрицательно головой и сейчас искренне порадовалась её упёртости. – Это Анюткины горнолыжные.

– У неё заберёшь, – снова хмыкнул мужик и добавил, – она молодая, без очочков справится.

– Арнольд Акакиевич, – буркнула я, разворачиваясь. В двухместной палатке на троих места было достаточно, как раз лежать столбом, без возможности согнуть ногу в колене. Моя любимая поза – цапля, в этих условиях – мечта несбыточная.

– Очки мои оставьте в покое, обе пары – мои, и одни из них я дала бабушке, а не вам. Так что на чужой каравай рот не разевай, – закончила я мысль принимая сидячее положение.

– Ах ты! Негроска! – напустился на меня старик, – тебя в роддоме попутали. Всё! Терпеть я больше не собираюсь! Квартира твоя провалилась в бездну. Сейчас каждый сам по себе. Ну-ка, Надя, отдавай очки, как глава семейства приказываю!

– Ошалел, что ли, старый!? – воскликнула бабушка и треснула ладонью по лбу мужу, – ну-ка пшёл отседова!

И толкнула сидящего у выхода из палатки старика. Тот, взмахнув руками, завалился на спину. Матерился Акакиевич любо-дорого послушать. Встав на четвереньки, кинул нам:

– Больше не буду с вами даже рядом стоять. Не ждите от меня помощи. Гадины.

И выполз наружу.

– Старый пень, – проворчала бабушка и вдруг улыбнулась мне, – я за эти дни много чего передумала, родненькая моя. И, знаешь ещё, что?

Я отрицательно помотала головой, перевязывая шарф по-новому. Спали мы в верхней одежде и сапоги тоже никто не снимал.

– У меня как будто пелена с глаз спала. Арнольд, оказывается, даже хуже, чем я о нём думала совсем недавно.

Мне не оставалось ничего – просто молча слушала причитания бабули и споро скатывала одеяло в тугой тюк.

– Думается, что права ты была, – продолжала вполголоса "исповедоваться" родственница. – Надо было идти с соседом нашим – Алексеем Сергеевичем. А сейчас, где их искать? У него поди ж и пистолет, какой завалялся, ай, чего уж теперь, – женщина махнула рукой и принялась мне помогать.

– Бабулечка, – приобняла я её за плечи, – он мне дал оружие, – тихо шепнула ей на ушко. – Лук свой со стрелами отдал и револьвер мне подарил. Ты только никому не говори. Я лук завернула плотно и в нашу волокушу сложила, всё равно им пользоваться не особо научена. Револьвер вот, – сказала я, расстёгивая куртку, на поясе висела кобура с бесценным в этих условиях подарком.

– Ах ты ж, батюшки, – зашептала бабушка, прижимая ладони к щекам, – спрячь, отберут. Молчать буду. Никому не скажу. Используешь, когда совсем без этого будет не обойтись.

– Ты тоже чувствуешь, да? – прищурилась я, оглядывая женщину пристальным взглядом.

– Чую, – кивнула та, – грядёт что-то. Сердце не на месте. Тревога гложет меня, старую.

– У меня ещё боккен упакован, тоже лежит среди вещей. Но сегодня я его достану и буду держать рядом. Не боись! Прорвёмся.