Аспид

– Я хочу пройтись, – сказала я, глотая слезы. – Мне нужно что-то сделать, чтобы не двинуться…

Он вздохнул и набросил куртку:

– Хорошо, идемте вместе. Только недолго.

Мы отошли от дома в сторону сада и… меня накрыло. Я упала на колени и разрыдалась. Боль текла наружу вместе со слезами, но внутри ее было так много, что не хватило бы никаких слез.

Коннор поднял меня на руки и понес в дом. Я не могла даже шевельнуться. Внес меня внутрь, посадил у камина, дал мне несколько таблеток и стакан воды. Напомнил, что в доме ребенок и мой плач может ее напугать. Он говорил об Агнес, но я инстинктивно схватилась за живот. Ведь моя нерожденная дочь тоже все слышит. Она слышит и, наверное, тоже волнуется. Я чувствовала внутри ее движения.

– Что произошло? Я могу как-то помочь? – спросил Коннор, присаживаясь передо мной на корточки.

Мне не хотелось ничего говорить, но слова вдруг поперли из меня сами. Словно я наглоталась отравы и теперь могла избавиться от нее только одним способом: высказавшись.

– Мой парень по-прежнему работает на моего отца. После всего, что тот со мной сделал. После того, как он чуть не убил меня. После реанимации и трех недель в больнице. После всех этих оскорблений, которыми мой отец осыпал меня на похоронах. Он во всеуслышание сказал, что моя беременность – это гнойник, из которого родится щенок. И после всего этого Гэбриэл по-прежнему работает на него. И сегодня он не приехал, потому что мой отец, должно быть, подкинул ему работенку…

– Я надеюсь, это недоразумение, – наконец сказал Коннор, снова протягивая мне стакан воды.

– Недоразумение – это моя жизнь, – усмехнулась я. – Что бы я ни делала, куда бы ни шла, жизнь снова и снова швыряет меня лицом в пол, ставит ботинок на спину и давит, давит… Я держалась до сих пор, но сегодня она сломала мне хребет.

– Чтобы ни случилось, это не конец, – заметил Коннор. – Гэбриэл завтра будет тут. Попросите у него объяснений. За каждым поступком стоит некая логика. И прежде, чем включать эмоции, нужно сначала попробовать понять ее.

– Я попытаюсь. Но, откровенно говоря, мне легче будет понять серийного убийцу, чем логику, стоящую за дружбой Харта с моим отцом.

Мне удалось взять себя в руки, но уснуть в ту ночь я так и не смогла. В каком-то маниакальном угаре начала наводить порядок в доме, драить шкафы, стены, пол. Дом был чистым, потому что Анджи помогала мне поддерживать его в порядке и раз в неделю сюда приезжала пара парней из клининговой компании, которые натирали все до блеска. Разве что после вечеринки кое-где остались блестки и серпантин. Но в ту ночь мне приспичило довести дом до стерильной чистоты. Когда не можешь навести порядок в голове, то начинаешь упорядочивать пространство, словно эти вещи каким-то образом взаимосвязаны.

Рейчел и Агнес уехали ранним утром. Мачехе я ни слова не сказала о том, что узнала. Что она могла сделать, в конце концов? Забрать меня с собой в дом отца? Да я бы скорее пошла жить в лес, под мост, в лесную лачугу, чем туда.

Это было утро концентрированной тоски, меланхолии и беззвучной пустоты в голове. Утро холодного кофе, который я сварила, но забыла выпить, и безвкусной пищи. Солнце так и не вышло, утопло в серых облаках, ветер одичалым псом носился по степи, серое ноябрьское небо больше напоминало потолок психушки, чем, собственно, небо.

Шарики в гостиной, наполненные гелием, начали сдуваться и льнуть к полу. Время словно замедлилось: стрелки на часах еле ползли, как отравленные. Хотелось лечь и больше не открывать глаза…

* * *

Гэбриэл приехал к полудню. К тому времени я уже взяла себя в руки и могла говорить, не задыхаясь от слез. Коннор и Оливер тут же ушли «чинить камеру, что смотрит на фасад, потому что пропал сигнал». В доме остались только я, Харт и огромное странное чувство неловкости между нами. Хотя мы еще ни слова не успели сказать друг другу.

Он обнял меня прямо с порога и сказал, что ему очень жаль, что он не смог приехать на праздник. Я стояла в его объятиях, безмолвная, одурманенная. Его близостью, его нежностью, теплотой. Он коснулся губами моего лба и снова попросил простить его. Объяснил, что некий человек, который был источником ценной информации в одном важном расследовании, собирался уехать из страны и только вчера с ним удалось поговорить.

На мгновение мне захотелось просто забыть обо всем, что сказала мне Агнес, вцепиться в Гэбриэла и больше никогда не отпускать. Плевать, почему он делает это – работает на отца. Быть может, ему просто нужны деньги, а нужда – это то, во что людей подло тыкать носом.

Любовь шептала мне забыть и отступить. Но змея внутри меня – гордая, яростная и все еще помнящая, как отец избивал меня в том лесу, открыла пасть, сверкнула глазами и подалась вперед.

– Ты по-прежнему работаешь на моего отца? – спросила она.

Харт не сразу ответил. Его грудь приподнялась, когда он глубоко вдохнул, и выражение лица на мгновение стало растерянным. Судя по всему, он пытался подобрать слова, заранее предчувствуя ссору. Он примирительно коснулся моей щеки, но я отпрянула.