Аспид

Выглядел он ужасно. И ни плащ от «Прада», ни свежая стрижка не сумели выправить эту ауру запущенности и безысходности, которая его окружала. Когда на гроб полетели комья земли, он не выдержал, закрыл лицо рукой и стал оседать, словно все силы вдруг покинули его.

Невыносимо было видеть все это и бездействовать. Я шагнула к нему и обняла. Дэмиен опустил голову и уткнулся лицом в мое плечо. Его душили слезы, его руки вцепились в меня, как в последнюю опору на этой дороге, за которой – обвал.

– Прости меня, – прошептал он, словно извиняясь за все сразу: за то, что нуждался в опоре; за то, что похитил меня; за то, что стал отцом моего ребенка; за то, что отдал меня моему отцу…

Я не могла выдавить из себя ни слова, но впервые за долгое время больше не чувствовала ненависти к нему. Скорее жалость, грусть и какую-то дезориентацию, словно плыла на лодке в густом тумане.

Потом Дэмиен отстранился, заглянул мне в самую душу – его глаза были красными и пугающе мрачными, как глаза загнанного животного, – и сказал:

– Ты и мой ребенок – вы будете единственными, кто выживет.

– В смысле? – моргнула я.

– Я сотру МакАлистеров с лица земли. Оставлю только вас.

– Дэмиен, – выдохнула я, цепляясь за его рукав. – Прошу тебя… Это не выход, это ошибка, это начало конца…

– Я поклялся только что. Над ее могилой, – сказал он без всяких эмоций на лице. – Все решено.

* * *

Нет ничего хуже чувства беспомощности. Когда смерть вот-вот войдет в открытую дверь, а ты не в силах воспрепятствовать ей. Стоишь, как дитя, которое сдуру открыло дверь вору. Смотришь на него, открыв рот, и ничего не можешь сделать. «Взрослые дома?» – спрашивает он, хищно улыбаясь. «Нет», – отвечаешь ты. «Тогда я возьму то, что мне нужно, ты же не против, малышка?» – говорит он и заходит внутрь. И вот он уже в твоем доме, выбирает то, что ему нравится, сует в карман отцовские запонки, прячет за пазуху сережки мамочки, прихватывает ящик на замке, который папа прятал в стене, и уходит. А ты со слезами смотришь ему вслед и чувствуешь себя полным ничтожеством.

Чувство безысходности и раньше было моим частным гостем, но после похорон Джен захватило меня полностью. Смерть уведет тех, кто мне дорог, и я ничего не смогу сделать. Я постоянно слышала угрозы, планы уничтожить, отомстить, стереть с лица земли и каждый раз сохраняла веру в лучшее. Но в этот раз, заглянув в глаза Дэмиена на кладбище, поняла, что надеяться больше не на что. Теперь он не остановится, пока не утолит свою безумную жажду мести.

Мои дурные предчувствия усилила Джована, когда намекнула мне, что если я хочу уберечь Рейчел, или Агнес, или братьев, то лучше бы им уехать в другой город, а то и страну. Надолго, а лучше навсегда.

– А остановить Дэмиена никак нельзя? – спросила я, приходя в отчаяние.

Она коснулась моей щеки и ответила:

– Если бы это было возможно, я бы это уже сделала.

В тот же день я позвонила Рейчел и предупредила об опасности, умоляла уехать из страны хотя бы на время, но она отказалась.

– На все воля Бога, – сказала она совершенно спокойно, словно мне снова было десять лет и меня можно было не воспринимать всерьез.

– Рейчел, а если Бог именно этого и хочет, чтобы я предупредила тебя? Что, если я – орудие Его воли?

– Возможно, милая, как и может быть то, что ты – орудие воли… других сил.

– Дьявольских? – усмехнулась я.

– Я не сказала этого, – тихо ответила она.

– Всего лишь намекнула на это.

– Теперь ты живешь у Стаффордов, Кристи. Я ни в чем не виню тебя, я по-прежнему тебя люблю, но ты можешь быть марионеткой в руках тех сил, которые не имеют ничего общего с Богом…

«Как будто мой отец имеет что-то общее с Богом!» – хотела выпалить я, но предпочла промолчать. Ссора с Рейчел сделает только хуже. Помешает ей прислушаться ко мне.

– Подумай обо всем, что я сказала, Рейч, прошу тебя. Я со Стаффордами только затем, чтобы спасти своего ребенка. А ты должна спасти своего. Агнес должна жить, любить, радоваться сотням новых дней, а не лечь в землю, будучи малышкой. Хотя бы раз позабудь о Боге, Рейчел, и пусть тебя хоть раз поведет простой, животный инстинкт самосохранения. Тот самый, что уводит лис от охотника и голубя от ястреба. Бог, случается, подводит, а инстинкт – никогда. Я люблю тебя, Рейчел. И всегда буду любить.

До Сета я так и не дозвонилась. Как и до Анджи. Надеюсь, они помирились и телефоны не берут в руки, потому что заняты более важными вещами…

И еще я позвонила Харту. Не могла не позвонить. Во имя всего, что между нами было, я должна была предупредить и его тоже:

– Не садись с моим отцом в одну машину и вне дома смотри в оба, потому что Дэмиен уже шагнул за последнюю черту, за которой нет ничего, кроме смерти.

– Только не говори, что расстроишься, если мои внутренности повиснут на ветках деревьев, – усмехнулся он. Впрочем, беззлобно.

– Несмешно, – сказала я.

– А, по-моему, очень. Разве это не забавно – думать мысли, строить планы, воображать о себе что-то, а потом тебя тупо сжирают вороны. Ну или черви. Кто быстрее доберется.

– Гэбриэл, перестань…

Он рассмеялся, потом сказал, уже серьезно: