Аспазия

— Ты прав, — сказал Алкаменес, — я не спрашиваю, что такое любовь, но почему ты думаешь, что я так или иначе занимаюсь любовью, когда удаляюсь из мастерской?

— Ты не всегда удаляешься сам, — возразил Сократ, — часто ты посылаешь какого-нибудь посыльного, например, безумного Менона, когда он проходит мимо, с записочкой к прелестной коринфянке Теодоте.

Алкаменес снова улыбнулся, а Сократ продолжал:

— Мой друг Анаксагор назвал любовную страсть болезнью, я не знаю только обыкновенная ли это болезнь, которую можно лечить лекарствами, или же божественная, нечто вроде вдохновения поэта, или исступление дельфийских жриц? Я знаю, что бог любви должен иметь фигуру мальчика с крыльями, но как представить его: серьезным или веселым? Я желал бы это знать, Аспазия, желал бы знать, как представила бы ты любовь, если бы была сама одним из учеников Фидия?

— Я не хочу даже представлять ее, — сказала Аспазия, — любовь есть чувство, а чувство не имеет образа. К чему хочешь ты представить то, что не имеет тела? Представь вместо любви то, что возбуждает любовь, что достойно любви — прекрасное, так как оно имеет образ, оно видимое и доступное всем чувство. Тут тебе не придется много думать и обращаться к людям с вопросами, а стоит просто изобразить то, что на твой взгляд покажется всего прекраснее.

Сократ задумался на несколько мгновений и потом сказал:

— Ничто не может быть справедливее твоих слов, Аспазия, я оставлю Эрота и постараюсь изобразить Харит. Афродита конечно прекрасна, она не только богиня красоты, в ней красота смешивается с любовью, в Харитах же она еще более чиста и свободна и, если можно так выразиться, божественно самодовольна. Итак я изображу Харит и поднесу их в подарок богине Фидия. Но, как прежде любовь, так теперь прекрасное соединяется с прелестью и красотой. Я должен подумать, чтобы изобразить ее, как сказала Аспазия.

— Если ты хочешь увидеть самое прекрасное на свете, любезный Сократ, — сказал, улыбаясь, Алкаменес, — то я могу дать тебе совет: постарайся увидеть танцующую прелестную коринфянку, о которой ты говорил.

— Коринфянку Теодоту? — сказал Сократ, — я много раз слышал о грациозности ее танцев, но кто же доставит нам удовольствие видеть и наслаждаться коринфской танцовщицей — конечно не ты сам, Алкаменес, ее первый поклонник, друг и товарищ?

Эти слова Алкаменеса были сказаны не без без задней мысли против Аспазии. Он нарочно расхваливал в присутствии подруги и самого Перикла грацию и прелести другой женщины.

Прелестная танцовщица и гетера Теодота приехала из Коринфа в Афины по милости Алкаменеса. Вот каким образом это случилась: когда Алкаменес понял, что он должен отказаться от обладания Аспазией, в котором сначала был почти уверен, он был сильно раздражен. Но он был слишком молод, слишком весел, слишком легкомыслен, чтобы эта потеря могла отравить ему жизнь. Он старался только как-нибудь отомстить Аспазии и заменить одну любовь другой.

Один очень богатый коринфянин заказал ему небольшую мраморную статую. Алкаменес исполнил заказ и отослал оконченное произведение в Коринф. Заказчик был так очарован прелестью и законченностью работы, что написал Алкаменесу о своей готовности исполнить любое его желание. В ответ на это юный художник написал коринфянину следующее:

«Всем известно, что вы в вашем роскошном Коринфе, с давних времен обладаете прекраснейшими подругами, какие только существуют в Элладе. И так как ты пишешь, что готов за мою статую исполнить любое мое желание, то я прошу прислать мне, на твой счет, на месяц, в Афины вашу первую красавицу во всем Коринфе, с тем, чтобы в течение этого месяца она служила мне моделью».

Богатый коринфянин засмеялся, прочтя эти строки. Несколько дней спустя прелестная гетера из Коринфа, танцовщица Теодота, была в Афинах у Алкаменеса. Алкаменес был доволен и целый месяц наслаждался обладанием прелестной красавицей за счет богатого коринфянина. Когда же оговоренный месяц прошел, Теодота не пожелала возвратиться в Коринф: Афины понравились ей и она решила остаться. Алкаменес расхваливал Теодоту всем, кто только хотел его слушать, называя ее первой красавицей в Элладе. Он никогда не забывал прибавлять, что она красивее прославленной милезианки Аспазии, которая очаровала Перикла своей хитростью, а не красотой.