Читаем Аспазия полностью

— Я его знаю, — отвечал Диопит и мрачный блеск сверкнул в его глазах, — я хорошо знаю Анаксагора — один раз мне пришлось разговаривать с ним по дороге к Пирею о богах, и я убедился, что его мудрость самая погибельная. Таких людей не следует терпеть в нашем государстве, а то кончится тем, что афинские законы будут бессильны против отрицателей богов. Нет, большое число афинян до сих пор еще содрогается от ужаса при этом имени.

В эту минуту проницательный взгляд Диопита увидал поднимавшихся по западному склону горы нескольких человек, погруженных в оживленный разговор.

— Мне кажется, — сказал Диопит, — что я вижу там неблагоразумного советника афинян, друга и покровителя Анаксагора, идущего собственной персоной. Рядом с ним, если зрение не обманывает меня, идет один из нынешних поэтов, но кто такой этот третий, стройный юноша, идущий рядом с Периклом?

— По всей вероятности, — отвечал Лампон, — это молодой артист из Милета, играющий на цитре, с которым, как я слышал, очень сблизился Перикл и который с некоторого времени повсюду появляется вместе с ним.

— Юный игрок на цитре, — повторил Диопит, внимательно всматриваясь в фигуру милезийца, — до сих пор я знал Перикла только как любителя красоты другого пола, теперь же я вижу, что он всюду умеет ценить прекрасное, так как, клянусь богами, этот юноша достоин служить не только так называемому олимпийцу, Периклу, но даже и самому повелителю Олимпа, великому Зевсу. Меня только удивляет, что олимпиец Перикл не боится появляться так открыто перед глазами афинян со своим признанным любимцем.

В то время, как жрец храма Эрехтея разглядывал спутника Перикла недовольным взглядом, все трое подошли ближе.

Красивая, юношеская фигура того, кого Лампон и Диопит называли игроком на цитре из Милета, приблизилась. Спутник Перикла часто бросал сверкающий взгляд на очаровательную фигуру юноши. Сам он также был красив. Открытому лбу его не доставало только сияющего венца.

Навстречу пришедшим подошел Калликрат, приводивший в исполнение то, что придумывал Фидий и Иктинос. При взгляде на Калликрата видно было, что этот человек проводит все время на постройке, под ярким и горячим солнцем наблюдая за рабочими. Его лицо загорело от солнца так, что едва отличалось цветом от его темной бороды. Черные сверкающие глаза также, казалось, приобрели новый блеск от солнца. Костюм его едва отличался от костюма простых рабочих. Таким же образом он трудился теперь над созиданием храма на Акрополе, как занимался в течение нескольких прошлых лет постройкой средней соединительной стены, которая была его произведением и которую он только недавно окончил к великой радости Перикла.

Перикл обратился к Калликрату с различными вопросами, и Калликрат с довольным видом указал на оконченный фундамент.

— Вы видите, — сказал он, — фундамент окончен и вместе с ним большие мраморные ступени, окружающие храм. Точно также завершены колонны для помещения с изображением богини и сокровищем. Конечно, все это сделано еще в грубом виде, так как окончательная отделка последует только тогда, когда окончено будет все здание, и ты не должен судить по тому, что видишь в настоящую минуту. Придется потерпеть, так как Иктинос медлит и не решается… и Фидий точно так же…

— Да, я легко могу себе это представить, — сказал Перикл, — Иктинос всегда долго думает.

— И Фидий точно так же, — повторил Калликрат почти с досадой. — Они по целым дням сидят и шепчутся, разложив перед собой исписанные листки и таблицы, вымеряют и считают, обдумывают всевозможные сочетания, обсуждают соотношение карнизов и капителей, затем снова отправляются на верх к храму Тезея, измеряют там колонны и балки, но и там не кажутся довольными, так как находят, что и там потолки немного тяжелы, промежутки между колоннами слишком велики, и здесь все это должно быть сделано лучше. Затем они снова начинают свои измерения, даже ссорятся немного, делают попытки испробовать, насколько угловые колонны должны быть крепче остальных и насколько, незаметное для глаза, уменьшение промежутка между угловой колонной и соседней с ней, должно быть меньше, чем уменьшение промежутка между остальными, и каким образом добиться полной гармонии между всеми частями здания.

— Кто не стал бы завидовать Иктиносу за его верный взгляд! — вскричал Перикл.

— У него соколиные глаза, — сказал Калликрат, — вы не можете себе представить, как удивительны всесторонняя опытность и познания этого человека и как необычен его глазомер: он постоянно носит в руках масштаб, но мало употребляет его, так как зрение заменяет для него измерение и вычисление. Его глаза настолько удивительны, что можно сказать, что он меряет глазами и видит пальцами… и Фидий точно так же. Он часто говорит, и вы без сомнения слышали это: «Дайте мне львиную лапу и по ней я сделаю вам всего льва».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза