Супруга многочаднаго отца семейства Софья Кузминишна Клюкенгутъ, урожденная Лоскутникова, съ перваго же раза обратила на себя исключительное вниманіе города. Все оказалось въ порядкѣ: наружностью Софья Кузминишна была ничего себѣ; круглое лицо ея въ надлежащихъ мѣстахъ имѣло молочную бѣлизну, а гдѣ долгъ велитъ и румянецъ; руки у ней были весьма и весьма недурны, а ножками она брала рѣшительный верхъ надъ всѣми, на кого работали модная башмачница "пани Куявска cъ Варшавы." За то мадамъ Клюкенгутъ при всякомъ удобномъ и даже неудобномъ случаѣ старалась выставлять натурою то, что у ней было хорошо. Она носила башмаки собственнаго изобрѣтенія съ кривой подошвой, показывавшіе ногу съ лицевой стороны весьма въ маломъ видѣ. Она искусно драпировала ручку, и сидя всегда старалась держать ее въ вертикальномъ положенія, ни за что ни позволяя свободно обращаться крови, что, какъ извѣстно, много портитъ изящную руку, придавая ей излишнюю полноту, а иногда и красноту. Продѣлки подобнаго рода не могли ускользнуть отъ внимательныхъ наблюдателей и особенно наблюдательныхъ, которыя единогласно рѣшили, что мадамъ Клюкенгутъ кокетка. Въ какой мѣрѣ это справедливо и даже справедливо ли судить не наше дѣло, хоть и дѣйствительно, нѣкоторыя доискались болѣе прочнаго основанія такому мнѣнію въ томъ именно, что мадамъ Клюкенгутъ не терпѣла своихъ дочерей, – признакъ, какъ замѣчаютъ многіе, обличающій закоренѣлую кокетку. Но опять и этого мы не принимаемъ за вѣрное, считая такое явленіе психологической тайной, извѣстною лишь прекрасному полу.
Ясно теперь, что ревизующіе не остановились на одной внѣшности, а естественнымъ порядкомъ пошли дальше. Такимъ образомъ, по свѣдѣніямъ, изъ подъ руки собраннымъ, оказалось, что мадамъ Клюкенгутъ, урожденная Лоскутникова, получила домашнее воспитаніе, то есть, что ее питали въ дѣтствѣ всякими сластями, исподволь учили грамотѣ, и когда Софинька начала округляться, договорили учителя, который съ небольшимъ въ два года успѣлъ преподать ей всѣ науки отъ граматики да астрономіи включительно. Французскій языкъ, какъ первая и самая важная статья въ русскомъ воспитаніи, былъ предметомъ наибольшей заботливости родителей Софиньки съ самаго ея дѣтства. Для этого, кромѣ учителя Француза Трепе, при ней находилась неотлучно какая-то полупомѣшанная пани Рублевска, тоже "съ Варшавы", отличавшаяся необыкновенной охотой болтать, и въ безустанной рѣчи своей храбро мѣшавшая всѣ извѣстные ей языки. Вышла наконецъ Софи и изъ дѣтей; ее стали наряжать какъ куколку, и кокетство, – чувство врожденное всякой мало-мальски хорошенькой женщинѣ, явилось и у новой прозелитки свѣта. Нянька, называя ее безприданницей, въ тоже время напѣвала своей питомицѣ, что за нею денегъ куры не клюютъ. Что ни говорите, а толки такого рода вскружатъ хоть какую голову; Софинька стала уже жениховъ смышлять, и въ многолюдной толпѣ молодежи отыскивать "предметъ" свой. Но какъ на бѣду, ни одинъ изъ предметовъ, бывшихъ на лицо, не приходился ей по мѣркѣ, какую состроила она въ своемъ воображеніи. Вотъ Софиньку и въ корсетъ облачили; а извѣстно, что это такая пора въ возрастѣ дѣвицы, когда грудь ея начинаетъ волноваться иногда мѣрно и плавно, какъ передъ передъ бурей, иногда безпокойно и шумно, какъ дыханіе испуганнаго во снѣ. Софинькѣ стукнуло осьмнадцать, но по какому-то странному капризу сердца, Софи громко стала осмѣивать романическую страсть и начала находить больше смысла въ бракахъ по разсчету. Явленіе, дѣйствительно иногда бывающее въ жизни и юной красавицы, (о заматорѣвшихъ во днехъ своихъ и не говорю, – тамъ это легко объясняется), но только оно почти всегда разрѣшается очень невыгодно для супруга, указаннаго разсчетомъ.