Асмодей нашего времени

И постъ, занимаемый Клюкенгутомъ, и состояніе его требовали, чтобъ онъ жилъ открыто. Ради такой причины у Клюкенгутовъ образовались извѣстнаго рода пятницы. День этотъ выбранъ былъ потому, что, какъ говорилъ Иванъ Ивановичъ Клюкенгутъ, "больше удобности для увеселенія представляетъ, и служба ничего не претерпѣваетъ, поелику на субботѣ присутствія не бываетъ." Между постоянными посѣтителями и пятницъ и другихъ непривиллигированныхъ дней недѣли замѣтнѣй всѣхъ былъ Пустовцевъ. Мадамъ Клюкенгутъ съ нѣкотораго времени начала оказывать особенное вниманіе къ этому губернскому льву; она даже отказывалась отъ преферанса, какъ скоро провѣдывала, что на вечеръ къ нимъ пожалуетъ Пустовцевъ. Вѣстовщицы радехоньки были такому казусу, и плели сплетни, словно кружево. Они по секрету передавали другъ другу разныя замѣтки; и догадки ихъ, по видимому, имѣли видъ нѣкотораго правдоподобія. Мадамъ Клюкенгутъ, въ самомъ дѣлѣ, была ужь слишкомъ неосторожна, и дружескія отношенія свои къ Пустовцеву простерла до излишней конфиденціальности. Конечно, никто противъ того не станетъ спорить, что дамѣ дозволяется больше, чѣмъ не-дамѣ: но есть пункты, которые равно не годятся для той и для другой, а особенно, если дама имѣетъ честь быть матерью… Сильно почесывался лобъ у добраго Клюкенгута; онъ ясно видѣлъ, что жена его "пошаливаетъ немножко": но сообразивъ, что вѣдь особеннаго влеченія другу къ другу они никогда не имѣли, и что въ выборѣ удовольствій они совершенно вольны, снисходительный супругъ сталъ хлопотать лишь о томъ, чтобъ шалость его супруга не слишкомъ выходила изъ границъ свѣтскаго приличія, и сообразно такому, флегматически-нѣмецкому, взгляду на вещи, самъ же мимовольно помогалъ врагамъ своей супружеской чести. И Пустовцевъ пользовался этимъ очень хорошо: но легко удавшаяся интрига скоро ему наскучила. Онъ чаще обыкновеннаго началъ говорить передъ самою Клюленгутъ о младшей Небѣдѣ; болѣе прежняго сталъ оказывать при всякомъ случаѣ вниманіе къ Marie. Надо быть не женщиной, чтобъ не видѣть въ этомъ кой-чего отличнаго отъ обыкновенныхъ отношеній между молодыми людьми разныхъ половъ. Софья Кузьминишна ясно видѣла, что теряетъ своего поклонника, что она уже наскучила ему, что ей приходится отбивать игру, рискуя поставить огромный ремизъ; разсчитавъ хорошенько, она убѣдилась, что всякаго рода трагическія сцены, бывающія въ такихъ случаяхъ, не поведутъ ни къ чему доброму, а пожалуй, еще усилятъ въ Пустовцевѣ отвращеніе къ ней, и – чего добраго, ославятъ ее не слишкомъ съ выгодной стороны. Въ силу такого убѣжденія, Софья Кузьминишна сама даже стала содѣйствовать возникающей страсти Пустовцева, и съ особеннымъ участіемъ выслушивала одобрительныя рѣчи его о Marie, искусно вывѣдывая тайныя мысли самой дѣвушки о своемъ лохматомъ Фобласѣ. Marie изъ подъ руки подсмѣивалась надъ супругомъ, который, весь отдаваясь ломберу и ералашу, знать не хотѣлъ о продѣлкахъ своей половины; злые языки говорили, что мадамъ Клюкенгутъ только замаскировываетъ свою интригу съ Пустовцевымъ и непремѣнно обремизитъ дѣвушку: но такое мнѣніе врядъ ли основательно, а впрочемъ не знаю. Софья Кузьминишна простерла наконецъ заботливость свою до того, что начала уже намекать Пустовцеву объ "Исаіе ликуй"; но Пустовцевъ обыкновенно отражалъ такія нападенія эксцентрическими выходками противъ брака, чѣмъ замѣтно радовалъ дальновидную посредницу.

– Но какая же цѣль твоего ухаживанія? спрашивала Софья Кузьминишна, сжимая руку Пустовцева.

– Очень простая: собственное мое удовольствіе, – отвѣчалъ обыкновенно Пустовцевъ, пуская къ верху дымъ папироски.

Глава восьмая

– Какъ угодно, дяденька, а бѣлый галстухъ будетъ приличнѣй, говорилъ Племянничковъ съ видомъ знатока.

– Хорошо и въ чорномъ, отвѣчалъ Софьинъ, одѣваясь передъ большимъ зеркаломъ.

– Вотъ и перчатки у васъ какого-то стальнаго цвѣта.

– Такъ чтожь?

– Слѣдуетъ въ бѣлыхъ.

– Явимся и въ этихъ.

– Позволяется; а танцовать будете?

– Нѣтъ.

– Отъ чегоже-съ?

– Пора ужь нашему брату остепениться; довольно потанцовалъ я въ свою пору.

– Танцуютъ и вдвое старше васъ…

– Такимъ законъ не писанъ.

– Эхъ, дяденька! Вы цѣны себѣ, не знаете.

– Будто? разсѣянно сказалъ Софьинъ.

– Мнѣ говорила Marie… сказалъ Племянничковъ и остановился, выжидая, какое дѣйствіе произведетъ это на Софьина.

– Чтожь тамъ такое? сурово спросилъ онъ.

– Покамѣстъ, ничего; а вотъ, надѣюсь, на сегодняшнемъ вечерѣ будетъ говорить.

– Ну, поѣдемте же; я готовъ.

Я они поѣхали.

А поѣхали они къ Клюкенгуту, который по случаю тезоименитства своей супруги, давалъ пиръ на весь міръ, не щадя ни приглашеній, ни расходовъ, на которые онъ всегда бывалъ скупъ, по кровной привычкѣ своей нѣмецкой натуры.

Не будемъ останавливаться надъ описаніемъ бала. Съ немногими исключеніями, онъ во всемъ походилъ на балы, даваемые частными лицами въ губернскихъ городахъ.