Асканио

— Сир, — отвечал Бенвенуто, — я вам принес модель вашего Юпитера. Но знаете, о чем я мечтал, смотря на вас и слушая вас? Я мечтал о фонтане для вашего Фонтенбло. Представьте: над фонтаном возвышается исполинская статуя в шестьдесят футов, в правой руке она держит сломанное копье, а левой опирается на эфес шпаги. Статуя изображает Марса80 — иными словами, вас, ваше величество, ибо вы олицетворение храбрости, сир, и этой храбростью вы пользуетесь в справедливом деле — священной защите вашей славы… Подождите, сир, это еще не все. По углам пьедестала статуи я вижу четыре сидящие фигуры: поэзию, живопись, скульптуру и щедрость. Вот о чем я мечтал, глядя на вас и слушая вас, сир!

— И вы воплотите эту мечту в мраморе или бронзе, Бенвенуто! Такова моя воля, — сказал король повелительно, но улыбаясь искренней и приветливой улыбкой.

Все члены совета встретили эти слова рукоплесканиями, ибо находили короля достойным статуи, а статую — достойной короля.

— А пока, — произнес король, — взглянем на нашего Юпитера.

Бенвенуто вытащил из-под плаща модель и поставил ее на стол, за которым только что решалась судьба мира.

Франциск I смотрел на нее с восторгом — в выражении его лица трудно было ошибиться.

— Наконец-то я нашел мастера по сердцу! — воскликнул он и, похлопав Бенвенуто по плечу, продолжал: — Друг мой, кто чувствует себя счастливее: король, которому удалось найти художника, понимающего все его замыслы, — словом, такого художника, как вы, — или художник, который встретил короля, способного его понять? По правде говоря, мне кажется, что моя радость сильнее…

— О нет, сир, позвольте! — воскликнул Бенвенуто. — Моя радость, без сомнения, сильнее.

— Нет, моя, Бенвенуто!

— Не смею противоречить вашему величеству: однако ж…

— Ну согласимся же, что наша радость одинакова, друг мой.

— Сир, вы меня назвали своим другом… — сказал Бенвенуто. — Одно лишь это слово оплачивает сторицей все то, что я уже сделал для вашего величества, и все, что я еще сделаю для вас.

— Так вот, я хочу доказать тебе, что это не пустое, случайно сказанное слово, Бенвенуто, и, если я назвал тебя своим другом, — значит, ты действительно мой друг. Я жду Юпитера. Заканчивай работу как можно скорей, и ты получишь, даю слово дворянина, все, что пожелаешь, если только это будет в королевской власти… Слышите, господа? И если я забуду о своем обещании, напомните мне о нем.

— Сир! — воскликнул Бенвенуто. — Вы великий и благородный король, и мне стыдно, что я лишь немногим могу воздать за все то, что вы сделали для меня!

И, поцеловав руку, протянутую королем, Челлини спрятал модель Юпитера под плащом и вышел из зала совета, преисполненный гордости и радости.

Выходя из Лувра, он встретил Приматиччо, который входил во дворец.

— Куда вы спешите и что вас так обрадовало, дорогой друг Бенвенуто? — спросил Приматиччо Челлини, который не сразу заметил его.

— Ах, это вы, Франческо! — воскликнул Челлини. — Да, вы правы, я радуюсь, ибо только что видел нашего великого, высокочтимого, божественного Франциска Первого.

— А госпожу д'Этамп вы тоже видели? — спросил Приматиччо.

— Я не смею повторить его слова, Франческо, хотя и говорят, что со скромностью я не в ладу.

— Ну, а что вам сказала госпожа д'Этамп?

— Он назвал меня своим другом. Понимаете, Франческо? Он говорил со мной на «ты», как со своими маршалами. Наконец, он сказал мне, что, когда будет готов Юпитер, я могу просить о любой милости и что он заранее ее дарует.

— Ну, а что обещала вам госпожа д'Этамп?

— Какой вы чудак, Франческо!

— Почему же?

— Вы мне твердите о госпоже д'Этамп, а ведь я твержу вам о короле.

— Да потому что я знаю двор получше вашего, Бенвенуто; потому что вы мой земляк и мой друг; потому что вы принесли с собой частицу нашей прекрасной Италии, и в благодарность я хочу избавить вас от большой опасности. Послушайте, Бенвенуто, я уже вас предупреждал: герцогиня д'Этамп — ваш смертельный враг. Но прежде я просто опасался этого, теперь же в этом уверен. Вы оскорбили герцогиню, и, если вы ее не умиротворите, она вас погубит. Слушайте меня внимательно, Бенвенуто: госпожа д'Этамп — повелительница короля!

— Бог ты мой, да о чем вы толкуете! — воскликнул Челлини, расхохотавшись. — Я, видите ли, оскорбил госпожу д'Этамп! Но каким же образом?

— Я хорошо знаю вас, Бенвенуто, и догадываюсь, что вам известны не больше, чем мне и ей самой, причины этой неприязни. Но что поделаешь? Женщины так устроены: они и ненавидят и любят, сами не зная за что. Так вот, герцогиня д'Этамп вас ненавидит.

— Что я могу тут поделать?

— Что поделать? А вот что: угождением спасать искусство.

— Угождать куртизанке?

— Вы не правы, Бенвенуто, — ответил, усмехаясь, Приматиччо. — Вы не правы. Госпожа д'Этамп прекрасна, и художник должен признать это.

— Я и признаю, — произнес Бенвенуто.

— Так вот, скажите об этом ей самой, а не мне. Большего и не требуется, и вы станете друзьями. Вы ее оскорбили своенравной выходкой, вам и надлежит сделать первый шаг.