Асканио

– Разве я виновата в том, что меня погубили? – продолжала госпожа д'Этамп. – Вы, Коломба, всегда наслаждались счастьем, не презирайте же несчастных! Ваша жизнь протекала в целомудренном одиночестве, и не дай вам бог изведать, что значит быть воспитанной для честолюбия! Несчастным девушкам, обреченным на эти муки, показывают лишь блестящую сторону жизни, как жертвам, которых перед закланием убирают цветами. Они не должны любить, но зато обязаны нравиться. С юных лет мне внушали, что нет большего счастья, как пленить короля. Красоту, которую бог дает женщине, чтобы она подарила ее мужчине в награду за истинную любовь, – эту красоту меня заставили отдать за громкий титул, мое женское обаяние превратили в ловушку. Вот и скажите, Коломба: может ли правильно поступать девушка, которой заранее внушили, что добро – это зло, а зло – это добро? И пусть все на свете считают меня безнадежно погибшей, я не впаду в отчаяние. Быть может, господь простит мне невольные заблуждения: ведь возле меня не было никого, чтобы вовремя напомнить о нем. Что оставалось мне делать, слабой, беспомощной, одинокой? Ложь и коварство стали моим единственным оружием. Но верьте: я не создана для такой жизни! Доказательством этому служит моя любовь к Асканио и то, что, полюбив его, я ощутила огромное счастье, но вместе с тем и жгучий стыд… Ну как, дитя, понимаете вы меня теперь?

– Да, сударыня, – наивно ответила Коломба, введенная в заблуждение прекрасно разыгранной искренностью герцогини.

– Значит, вы пожалеете меня! – вскричала госпожа д'Этамп. – И позвольте мне любить Асканио, хотя бы издали и без малейшей надежды на взаимность; я никогда не буду вашей соперницей – ведь он-то не полюбит меня. Я заменю вам рано умершую мать. Мне хорошо знакомы ложь, коварство и низость света; я буду охранять и защищать вас от них. Вы вполне можете мне довериться – ведь вам известна теперь вся моя жизнь. Ребенок, в сердце которого разжигали женские страсти, – таково мое прошлое; мое настоящее – вы его видите сами; это позор быть признанной фавориткой короля. Мое будущее – любовь к Асканио. Не его любовь, нет, потому что, как вы сейчас сказали, да я и сама это знаю в глубине души, Асканио никогда не полюбит меня; но именно потому, что любовь моя останется чистой, она очистит мою душу. Ну, а теперь ваша очередь, дитя мое: расскажите мне откровенно о себе.

– Но мне почти нечего сказать о себе, сударыня, – ответила Коломба. – Моя жизнь – это любовь: я любила, люблю и буду всегда любить господа бога, своего отца и Асканио. Прежде, когда я не знала Асканио, моя любовь к нему была мечтой; теперь, когда мы в разлуке, это – страдание; в будущем – это надежда.

– Отлично, – сказала герцогиня, подавляя ревность и едва сдерживая слезы. – Но будьте откровенны до конца, Коломба: скажите, что вы собираетесь делать? Как можете вы, беспомощная девушка, бороться с такими могущественными людьми, как граф д'Орбек и ваш отец? Не говоря уже о том, что в вас с первого взгляда влюбился король.

– О боже! – пролепетала Коломба.

– Внимание к вам короля привлекла ваша соперница, герцогиня д'Этамп, но ваш друг, Анна д'Эйли, освободит вас от этого поклонника. Итак, отбросим короля. Но что делать с вашим отцом и графом д'Орбеком? Их честолюбие не так просто преодолеть, как легкое увлечение Франциска Первого.

– Так доведите свое доброе дело до конца, сударыня! – воскликнула Коломба. – Спасите меня и от них.

– У меня есть только одно средство помочь вам… – как бы в раздумье произнесла герцогиня.

– Какое, сударыня?

– Но вы испугаетесь, откажетесь следовать моему совету.

– О, если дело только в мужестве, говорите! – Садитесь и слушайте, – сказала госпожа д'Этамп, ласково усаживая Коломбу на складной стульчик возле своего кресла и обвивая ее стан рукой. – Но смотрите не струсьте при первых же словах.

– Значит, вы собираетесь мне сказать что-то очень страшное? – спросила Коломба.