Асканио

Перед рассветом Асканио приходил еще раз; он приносил невесте еду на целый день, ловко похищенную при содействии Челлини у госпожи Руперты. Влюбленные вели восхитительные беседы: мечтали о будущем счастье, вспоминали сладкие мгновения первых встреч. Случалось и так, что Асканио безмолвно созерцал свое божество, а Коломба тоже молчала и, улыбаясь, принимала его поклонение. Часто они расставались, ничего не сказав за короткие мгновения встречи, но именно эти свидания давали им больше, чем любая беседа. Ведь их сердца не только без слов понимали друг друга, но и таили в себе сокровенные мысли, которые читает один бог.

Одиночество и страдание юных лет возвышают, облагораживают душу, сохраняют ее на всю жизнь молодой. Коломба, эта гордая, неприступная девственница, была в то же время живой и веселой девушкой; поэтому, кроме дней, вернее, ночей, потому что, как мы таем, влюбленные нарушили естественный ход времени, – кроме ночей, когда они беседовали и мечтали, были и такие, когда оба резвились и хохотали, как настоящие дети, но, странное дело, не эти ночи пролетали для них особенно быстро. Любви, как всякому источнику света, необходима темнота, чтобы ярче сиять.

Ни разу, ни одним словом не смутил Асканио покоя этой чистой и застенчивой девушки, называвшей его своим братом. Они были подолгу наедине и любили друг друга, но именно это уединение, приближая их к богу, заставляло сильней ощущать его присутствие и, как святыню, хранить свою любовь.

Едва лишь утренняя заря начинала золотить верхушки деревьев, Коломба со вздохом сожаления прогоняла друга, но прогоняла, подобно влюбленной Джульетте, по несколько раз призывая обратно. То он, то она вечно забывали сказать друг другу что-нибудь очень важное. Но в конце концов расставаться все же приходилось. В одиночестве Коломба предавалась мечтам, прислушиваясь к пению птичек под липами старого парка и к нежному голосу любви в своем сердце. А в полдень, помолившись, засыпала сном праведницы. Уходя, Асканио уносил, разумеется, и лестницу.

Каждое утро Коломба оставляла крошки для пернатых певцов на нижней губе гигантской статуи. Первое время воришки, быстро схватив добычу, спешили удрать, но мало-помалу привыкли к молоденькой хозяйке: ведь птицы прекрасно понимают девушек, души которых так же легки и крылаты, как они сами. Певуньи гостили у Коломбы все дольше и дольше и платили за угощение звонкими песнями. А один щегленок до того расхрабрился, что утром и вечером залетал в комнату и ел прямо из рук. А когда ночи стали прохладнее, щегленок дался однажды юной пленнице в руки, и она посадила его к себе на плечо, где птичка проспала всю ночь даже во время свидания и прогулки с Асканио. С тех пор щегленок прилетал каждый вечер, чтобы поспать на плече у Коломбы, а с первым проблеском зари принимался звонко насвистывать. Тогда девушка брала птичку в руки, давала Асканио поцеловать ее и выпускала на волю.

Так шла жизнь Коломбы в голове гигантского Марса. И только дважды было нарушено ее мирное течение; это случилось во время обысков, о которых мы в свое время говорили. В первый раз Коломбу разбудил голос отца; она испуганно вскочила, думая, что это сон. Но у подножия статуи в самом деле стоял господин д'Эстурвиль, и Бенвенуто говорил ему:

– Вас интересует мой великан, сударь? Это статуя Марса, которую его величество Франциск Первый изволил заказать мне для Фонтенбло. Как видите, сущая безделица – футов шестидесяти в высоту.

– Да-да, статуя весьма недурна и довольно внушительна, – отвечал мессер д'Эстурвиль. – Но продолжим наши поиски – ведь не Марса же я пришел искать сюда.

– Да, его-то не пришлось бы искать!

И они прошли мимо.

В своей комнате Коломба упала на колени и, простирая руки к отцу, готова была крикнуть: «Батюшка, я здесь!» Ведь несчастный старик ищет ее повсюду.., быть может, горько оплакивает. Но мысль о графе д'Орбеке, воспоминание о гнусных замыслах госпожи д'Этамп остановили этот порыв. А при втором посещении, когда вместе с голосом отца до Коломбы донесся голос ненавистного графа, ей и в голову не пришло обнаружить себя.

– Вот так штука! – воскликнул д'Орбек, останавливаясь у подножия Марса. – Да это не статуя, а целый дом! Если она простоит здесь зиму, весной ласточки, пожалуй, совьют в ней гнезда.

В тот день, когда Коломбу так устрашил голос жениха, Асканио принес ей письмо от Челлини.