Асканио

– Увы, сударь, так оно и было!.. Господи Иисусе! Вот напасть-то!.. Бедняжечка выглядела немного печальной. Она сняла с себя роскошный наряд и драгоценности, в которых ездила ко двору, и надела простенькое белое платье… Силы небесные, сжальтесь над нами!.. Потом она сказала мне: «Госпожа Перрина, сегодня такой теплый вечер, я пройдусь немного по моей любимой аллее». Было часов семь, сударь, и вот эта дама… – госпожа Перрина указала на Пульчери, которую недавно дали ей в помощницы, а вернее, в начальницы, – эта дама уже вернулась к себе в комнату и, видно, по своему обыкновению, занялась нарядами, которые она так искусно мастерит, сударь! А я села в зале нижнего этажа и стала шить. Уж не знаю, сколько времени просидела я за работой… возможно, мои усталые глаза закрылись сами собой, и я на минутку забылась.

– Ну да, как обычно, – съязвила Пульчери.

– Около десяти часов я пошла в сад поглядеть, не замечталась ли там Коломба, – продолжала госпожа Перрина, не удостоив ответом клеветницу. – Я громко позвала ее, но Коломба не откликнулась. Тогда я подумала, что она вернулась и легла спать, а меня будить пожалела. Она часто так делала, моя голубушка!.. Милосердный бог! Ну кто бы мог подумать… Ах, мессер прево, чем угодно ручаюсь, что похитили ее, нашу бедняжечку.

– Ну, а сегодня утром? – нетерпеливо прервал прево. – Утром, утром-то что?

– Сегодня утром, когда я увидела, что она долго не выходит… Спаси и помилуй нас, пресвятая дева Мария!

– Да кончите ли вы наконец свои идиотские причитания?! – заорал мессер д'Эстурвиль. – Рассказывайте по порядку все, как было! Итак, сегодня утром?..

– Ах, сударь! Я не перестану плакать, пока не отыщется наша голубка, и вы не запретите мне проливать о ней горькие слезы. Сегодня утром я встревожилась, что ее так долго нет – ведь Коломба ранняя пташка, – и пошла ее будить. Я постучала в дверь – Коломба не отзывалась; тогда я вошла в ее комнату. Никого! Даже постель не разобрана. И тут я принялась кричать, звать на помощь! Я совсем голову потеряла! А вы еще хотите, сударь, чтобы я не плакала.

– Пускали вы кого-нибудь сюда в мое отсутствие, госпожа Перрина? – строго спросил прево.

– Я? В ваше отсутствие? А кого бы, например, я могла пустить сюда, сударь? – с явным возмущением воскликнула достойная дуэнья, совесть которой была не совсем чиста. – Разве не запретили вы мне этого? Случилось ли хоть раз, чтобы я ослушалась вас, сударь? Пускать сюда кого-нибудь? Вот еще!

– Ну, например, этого Бенвенуто, который осмелился сказать, что моя дочь красавица. Он не пытался вас подкупить?

– Бенвенуто? Поглядела бы я на него! Да ему легче было бы на луну забраться! Я славно приняла бы его, уж поверьте!

– Значит, у вас тут никогда не бывало мужчин, молодых людей?

– Молодых людей? Спросили бы лучше, сударь, не заходил ли сюда сам сатана!

– А кто же тогда этот миловидный юноша, который раз десять стучался к нам, с тех пор как я здесь работаю? – спросила Пульчери. – И я еще всякий раз захлопывала дверь перед самым его носом.

– Миловидный юноша? Ошибаетесь, милочка, это был, вероятно, граф д'Орбек. Ах да, понимаю, вы, видно, говорите про Асканио. Помните Асканио, ваша милость? Тот мальчик, который спас вам жизнь. Да в самом деле! Я отдавала ему чинить серебряные пряжки от своих башмаков. Так это вы его-то считаете молодым человеком, этого мальчишку-подмастерье? Опомнитесь, моя милая! Даже стены дома и каменные плиты двора могут засвидетельствовать, что его ноги тут никогда не бывало!

– Довольно! – строго прервал ее прево. – Но знайте, госпожа Перрина, если вы обманули мое доверие, вам несдобровать. А теперь пойду к Бенвенуто. Как-то еще встретит меня этот грубиян, но идти надо.

Вопреки всем ожиданиям, Бенвенуто Челлини встретил д'Эстурвиля с распростертыми объятиями. Художник был так спокоен и непринужденно обходителен, что старик не решился высказать ему своих подозрений. Он только заявил, что Коломба вчера чего-то испугалась и как сумасшедшая убежала из дому. Вот он и думает, не спряталась ли она – разумеется, без ведома Челлини – в Большом Нельском замке, а может быть, проходя через него, упала даже в обморок и теперь лежит где-нибудь без чувств. Словом, д'Эстурвиль врал самым немилосердным образом.

Но Челлини выслушал старика с таким видом, будто поверил всем его басням. Более того, он посочувствовал гостю, сказав, что был бы счастлив вернуть дочь такому любящему отцу, окружившему свое дитя самой трогательной заботой и вниманием. Он добавил, что беглянка совершила величайшую ошибку, но она скоро поймет это и не замедлит вернуться под родительский кров – свое единственное и надежное прибежище. И наконец, в доказательство своего искреннего участия к мессеру д'Эстурвилю Бенвенуто предложил сопровождать его во время поисков дочери не только по Большому Нельскому замку, но повсюду, где угодно.