Асимметричный ответ

– Поздравляю, Петр Иванович, – улыбнулся маршал в ответ на мое приветствие, – Рад, что именно я первым сообщаю вам эту новость. Думаю, она стоит потери заслуженного отпуска. Генерал Гёпнер прислал парламентеров. Немцы в Московском котле приняли наши условия. Вы немедленно выезжаете к товарищу Жукову в качестве представителя генштаба. Будете вместе с Георгием Константиновичем принимать капитуляцию группы армий «Центр». Все же идея с бомбой для Гота и ультиматумом для Гёпнера была именно вашей, как, впрочем, и ее воплощение, так что вы честно заслужили это право.

– Спасибо, Борис Михайлович, эта новость действительно дорогого стоит. Сколько войск мы сможем перебросить под Ленинград в результате ликвидации Московского котла?

– Думаю, не меньше полнокровной армии. Потребуется, конечно, какое-то время на пополнение и переброску частей, но за пару недель мы этот вопрос решим. На Волховский фронт, который будет наносить главный удар в направлении Любани[9], в качестве представителя Ставки отправится товарищ Жуков.

– Борис Михайлович, я могу ознакомиться с планом операции?

– Не просто можете, – усмехнулся маршал, – вы обязаны это сделать. Ставка решила привлечь вас к доработке плана с учетом открывшихся возможностей. Готовьтесь, товарищ генерал-майор. Как только вы вернетесь в Москву, я бы хотел услышать ваши соображения по использованию в операции частей, оснащенных разработанными вами новыми видами оружия.

* * *

Гёпнер держался с достоинством, насколько это было возможно в ситуации, в которой он оказался. Жуков старался быть корректным, хотя скрывать свое удовлетворение происходящим он нужным не считал. В общем, формальности соблюдались тщательно, Гёпнер лично передал Георгию Константиновичу свой «люгер», и договаривающиеся стороны поставили подписи на документе о капитуляции немецких войск в Московском котле.

Немецкого командующего препроводили в автобус вместе с другими генералами его штаба, а Жуков повернулся ко мне.

– Не составите мне компанию на пути в Москву, генерал-майор? – неожиданно предложил он, сделав приглашающий жест в сторону своего автомобиля.

Ездил генерал армии на мощном и удобном вездеходе «Хорьх», одном из автомобилей немецкого посольства, так и оставшихся в гараже после вывоза его сотрудников в Кострому.

– С удовольствием, – кивнул я. Отказываться в таких случаях не принято, да и интересно мне стало, о чем хочет со мной поговорить один из лучших генералов Сталина.

– Гадаете, о чем пойдет речь? – усмехнулся Жуков, когда автомобиль тронулся с места и плавно набрал скорость, покачиваясь на заснеженной дороге.

– Вероятно, о предстоящей операции по прорыву блокады Ленинграда, – предположил я, удобнее устраиваясь на заднем сиденье.

– Не только, хотя и об этом тоже. Для начала хочу сказать вам спасибо за Гёпнера. Я знаю, что меня считают жестким командующим, способным хладнокровно посылать тысячи бойцов на смерть. Те, кто так говорят, безусловно, правы. Настоящий полководец другим быть не может. Да, я могу отдать приказ, который будет означать неизбежную гибель дивизии или даже корпуса, но только в том случае, если это даст возможность победить или избежать поражения армии или фронту. А бессмысленные потери приводят меня в бешенство. Во многом, именно этим я обязан слухам о своем тяжелом характере. Сколько раз я требовал не брать укрепленные пункты в лоб, а применять обходы? Немцы под угрозой окружения оставят позиции сами. Так ведь не доходит! Ни с первого, ни с десятого раза до некоторых не доходит!

Жуков замолчал, глядя на мелькающие за окном засыпанные снегом просторы.