Время полетело незаметно, а я наблюдала, как Ашерон меняется из робкого, напуганного мальчика в человека, который более уверенно высказывает собственные мнения. Он больше не съеживается или склоняет свою голову, когда я говорю с ним, нет, теперь он встречает мой пристальный взгляд открыто. Действительно его преобразование было самой красивой вещью, свидетельницей которого я когда-либо была. Я не уверена, кто оказал больше влияния на это — я или Майя, но это было и неважно, наконец, мы достигли поставленной цели и перетащили на новую сторону. Эти события неотделимы.
Сегодня они были в кухне, в то время, как Петра готовила. Я стояла в дверном проеме, близко наблюдая за ними.
— Тебе придется колотить этот хлеб вот так, -
Майя ударила по нему своей тоненькой ручкой. Она стояла на коленках на высоком стуле, так как только так могла достать до стола.
— Представь, что это кто-то, кого ты очень не любишь, — прошептала она громко, как будто делилась огромным секретом с ним. Лицо Ашерона светилось теплотой.
— Не думаю, что есть кто-то, кого бы ты так не любила.
— Ну, нет. Но, возможно, есть кто-то, кто не нравится тебе.
Я не упустила муки в его глазах, прежде, чем он отвел свой взгляд. Интересно, кто возглавил его список? Наш отец или наш дядя?
— Нам нужно больше молока.
Ашерон подал его ей.
Петра взглянула на них, улыбнулась и покачала головой, когда Майя добавила соли больше, чем было нужно. Майя вытерла свой сопливый нос и засунула свои руки обратно в тесто. Я съежилась, делая себе пометочку, больше не есть хлеба, который они готовят, но Ашерон не был таким брезгливым. Он даже съел кусочек грязевого пирога несколько дней назад, чтобы угодить Майе.
— Теперь нужно сделать из теста буханки. Давай сделаем маленькие, потому что они мои самые любимые.
Ашерон все беспрекословно выполнял. Собака начала гавкать.
— Ш-ш-ш! — сказала Майя. Она оторвала кусок теста и отдала Ашерону, чтобы он смог сделать буханку, — мы работаем.
Собака прыгнула, толкнув Майю, и она потеряла равновесие. Ашерон поймал ее, в тот же момент собака прыгнула на его ногу, и он тоже потерял равновесие. В одно мгновение они уже лежали на полу: Ашерон на спине и Майя у него на груди. Собака гавкала, прыгала вокруг них, ударяясь о стол. Чаша с мукой, которую они использовали, перевернулась вверх дном и упала на них. Я прикрыла свой рот, когда взглянула на них, покрытых тестом, мукой и молоком. Все, что было видно это большие удивленные глаза. Майя залилась смехом и к моему глубокому удивлению, Ашерон тоже смеялся. Звук его смеха вкупе с его искренней улыбкой, ошеломили меня. Он был просто прекрасен, когда улыбался, даже, несмотря на то, что был весь в муке и тесте. Его глаза светились, когда он вытер немного муки со своего лица и помог Майе очистить ее щечки. Петра издала звук отвращения, когда выгоняла собаку с кухни.
— Вы двое выглядите, как привидения, которые пугают меня до смерти. Что за беспорядок!
— Мы все уберем, Петра, я обещаю, — сказал Ашерон и поставил Майю на ноги, — ты в порядке?
Она кивнула.
— Но боюсь, что все наши буханочки, полностью разрушены.
Она действительно была в ужасе.
— Ты права, но мы ведь можем сделать еще.
— Но они не будут такими же хорошими.
Я проглотила смех. Да, это правда. Сопли Майи это та необходимая приправа, без которой не получилось бы хорошего хлеба. Без нее, я уверена, следующая партия была бы даже близко не так хороша. Как бы там ни было, я попридержала свои комментарии, пока Ашерон успокаивал бедного ребенка. Ашерон вывел Майю на улицу, чтобы они могли стрясти муку со своей одежды и голов, пока Петра начала убираться на кухне. Через несколько минут они вернулись, чтобы помочь.
Я смотрела с благоговением на то, как принц может быть внимательным к другим. Ашерон никогда не уклонялся от помощи Петре, когда они были с Майей на кухне. Это было в его натуре.
Он любил Майю, как терпеливый старший брат.
— Ашерон? — спросила Майя, когда он принес ей новую чашу, — зачем тебе эти серебряные штуки в языке?
Он отвел взгляд.
— Они появились там, когда я был не намного старше тебя.
— Зачем?
Он состроил страшную гримасу.
— Для того, чтобы я мог пугать маленьких девочек, которые мне докучают.
Она захихикала, когда он ее пощекотал.
— Не думаю, что ты можешь напугать кого-нибудь. Ты слишком хорош для этого.
Он ничего не сказал и помог ей отмерить нужное количество муки. Майя почесала голову и посмотрела на него с невинным любопытством.
— Шарики когда-нибудь болят?
— Нет.
— А-а, — она подняла голову, чтобы изучить его губы, — ты когда-нибудь их снимал?
— Майя, — нежно сказала Петра и продолжила приправлять ягненка, — не думаю, что Ашерон хочет говорить о них.
— Почему нет? Мне они нравятся. Можно и мне такие?
— Нет! — в один голос сказали они.
Майя вздохнула.
— Ну, я не пойму почему. У принцессы Риссы есть маленькие серебряные шарики в ушах у Ашерона тоже. Они очень миленькие.
Ашерон щелкнул ее по носу.
— Очень больно, когда их вставляют, Акрибос. Эту боль ты не захочешь никогда узнать, и поэтому я их не снимаю. Я не хочу, чтобы кто-нибудь причинил мне эту боль снова.