Асгард — город богов

На ней была мантия из светлой материи, но она казалась живой и светилась голубоватыми, едва вспыхивавшими бликами. Может быть, она отражала посторонний свет. На плечи её была накинута лёгкая кофейно-жёлтого цвета шубка. Накидка на голове была украшена круглыми жёлтыми и голубыми светящимися камнями, такие же камни были на её туфлях. Левой рукой у сердца она держала ребёнка, удивительно послушного, иногда улыбавшегося. Как это ей удавалось — держать его так, чтобы он не привлекал внимания во время нашей встречи? Не берусь судить. Он казался частью её самой.

Я узнал, что Багмашту, богиня Урарту, её родная сестра. Я задавал ей вопросы о богах. Она сказала:

— Не спеши.

Добавлю, что я узнал от Жанны.

Она являлась ей в голубой накидке с фалдочками, отороченной белой парчой с золотыми виноградными листьями. В белых туфлях с золотым орнаментом. И на головной накидке и туфлях всегда были одинаковые камни — жёлтые и голубые, размером с черешню.

Однажды она видела её в чёрном с красной каймой, на чёрной накидке под дугообразно расположенными обычными её камнями густым багровым светом горел пятигранник рубина. Это было перед смертью нашего родственника, о которой Анахита-Богородица предупредила за три дня.

— Я знал тебя раньше, — говорил я ей, — понимал, что мне помогает именно женщина, может быть, такая, как ты. Тебе идут парфянские цвета: красный, белый, чёрный. И небесный голубой, и жёлтый, я могу представить тебя в любой одежде. В восемьдесят третьем я ещё был глух и незряч. Хотя в сентябре два поезда прошли мимо меня так, что навсегда остался след. Это посвящение, так?

— Если бы ты не обратил на это в дальнейшем внимания, то считалось бы случаем.

— Но я обратил на это внимание. Значит, да. Но тогда… у меня было дело. Мне казалось, что Город света хочет отнять у меня знание о нем. Так же он поступал с теми, кто возвращался к нам после клинической смерти. Казалось: нет для этого лучшего способа, чем заставить меня писать роман об атлантах и этрусках, которые были спасены сверкающими инопланетными кораблями, доставлены на пустынные планеты другой звезды, а потом вернулись на Землю и ведут невидимую со стороны, незаметную для людей войну с применением волнового оружия. И я как бы участвовал в этих событиях. Война шла за памятники прошлого, за искусство. Я истолковал эпизоды на железной дороге как доказательство незаметной, но страшной войны.

— Так и было. Но не с этрусками и атлантами, а с их потомками.

— Теперь я понимаю. Свет и тьма. Две силы. Тактика тёмных ясна: произносить бесконечные слова о добре, заговаривать зубы, потом — перегрызть горло. Сначала было иначе: проповедь абстрактного зла и абстрактного добра, затем пули и виселицы для конкретных людей. Но это в прошлом. Сейчас нужны овцы, ещё более одинаковые, чем некогда показные борцы с абстрактным злом. Тёмные силы стремятся, чтобы о явлениях и поступках судили по словам, тогда страшные дела незаметны, или малозаметны, или извинительны с точки зрения благодушных добряков, которые своей лёгкой критикой создадут необходимый камуфляж. И все привыкнут. Ещё в том самом романе я говорил о необходимости для светлых получше вооружиться. Но не против слов. Они теперь однотипны, одинаковы, у тёмных приятных слов даже больше, ведь они не собираются выполнять ничего из сказанного, все как бы само собой происходит наоборот. Оружие против дел и поступков. Конкретных. Вот что нужно. Скорее всего, оружие будет предложено самими тёмными. Но окажется незаряжённым, недейственным. Снова маскировка. Вооружение должно быть настоящим. Может быть, я не зря тогда думал об этом.

— Не зря, — как эхо откликнулась она негромко. — Я знаю, что ты имеешь в виду.

Полутень делала её менее приметной, и лишь я, верно, замечал иногда мелькание луча от её правой ладони с длинными тонкими пальцами, отражение бликов от полированного стола, жёлтые и голубоватые искры в самоцветах её украшений и амулета на стройной беломраморной шее. Что это я разговорился о добре и зле? Эта драма ей хорошо известна. Потому и длится она тысячелетия. Ахура-Мазда, чьё тело — огонь, и его боги противостоят Ангро-Майнью и всем силам зла.

В кафе заходили новые посетители. На нас оглядывались, она повернулась вполоборота к проходу между столиками.

Я не смогу передать моего состояния, когда я понял, что ей пора уйти. Немногие её слова помогли мне, но ещё больше значил её голос. Я увидел Анахиту. А это стоит жизни, если не более того. Она с чарующей грацией взяла бокал и держала его у своих губ. Тогда я прочёл стихи в её честь. Я не искал рифмы, только смысла. Это было чистосердечное признание в любви, если только слово «любовь» понимать так, как понимаю его я.

Есть глаза-самоцветы, что солнечным Светом полны.

Глаза Анахиты сияют собственным Светом, как звезды, Как розы небесные!

Только не хватит сравнений, В Асгарде цветов не хватит С их ароматом, Под золотыми кронами рощи Гласир, Чтобы оттенки глаз богини Запечатлеть.

Волна живых волос Лучиста. Нет слов — Ищу слова.