Асан

Руслан начинает медленно и раздельно, как бы диктует текст:

– Александр Сергеич… Кое-что сказать хочу… Чтоб не забыть… Вы же сейчас уйдете, знаю, а вдруг… важно… Вот я думаю…

Он тянет и тянет слова, давая Руслану-Рослику прочувствовать, что тот в разговоре сейчас лишний. (Рослику необязательно знать все наши подробности. Должен понимать!.. Он в дружбе с нами, но он не в бизнесе.) И Рослик, деликатный, понимает. Хотя, конечно, не без ревности.

Рослик кивает головой:

– Ну, я похожу… Послежу, как они… Покричу на этих ослов!

Идет покричать на рабочих… Рослику это нравится.

Мы вдвоем.

– Как дела? – улыбается Руслан.

Это он умеет, улыбаться. Весь ясный, толковый и дружелюбно смотрит. Настоящий горец, который знает, что он горец. И знает, что в эту минуту он на виду.

Я спрашиваю о его жене… Он спрашивает о моей… У меня жена, дочь и строящийся дом. У него тоже жена, двое детей и строящийся дом. Это как ритуал. Это Восток. Обменяться словами о главном.

Война в эти минуты для нас с Русланом где-то на обочине, в стороне. Война касается нас, но мало. И нам особенно дорого наше с ним партнерство. Руслан хороший семьянин. Все работа и все для семьи. (Как и у меня.) Мы улыбаемся, шутим. Нам немного совестно, что мы так ясно, так понятно любим свою жизнь. (И что жизнь любит нас.) Временами наш с ним бизнес опасен, война! Но мы оба хорошо чувствуем, где красная черта. С Русланом (и здесь вся разница с Росликом) мы не говорим о дружбе.

Мы глядим в пустое окно недостройки.

Я посмеиваюсь, эта грязная стройплощадка – наш с Русланом офис под открытым небом.

– Удобнее места не найти, – улыбается он.

И разводит руками:

– Несколько раз Коле звонил – не отвечает.

Коля Гусарцев и со мной второй день без общения. Но такое случается, когда у них в штабе боятся утечки информации. Когда запрещают офицерам вообще говорить по телефону. До определенного часа завтрашнего дня.

Гусарцев продал партию АК… Коля, прихваченный скорее азартом, чем желанием заработать. Море ему по колено!.. В штабе выписали больше сотни автоматов, которые Коля должен был отвезти в одно из селений. Отдать их горцам, насмерть поссорившимся с Басаевым. Просто раздать стволы. И скорее-скорее назад… Это тоже контакт с населением.

Но зачем же раздать, если можно продать? Перехватить легкие деньги! Если уж ему, Коле Гусарцеву, покупатель как раз подвернулся… Правда, покупатель темный. Опасный. Но если аккуратно… Если быть начеку… У Коли наверняка уже с первой минуты хищно раздувались ноздри. Он любит опасность.

Однако надо еще было найти подходящую под его замысел машину.

Торопясь не упустить нечаянный барыш, Коля примчался ко мне на склад. Здесь все говорят на склады€, ударяя на “ы”. На моей территории, и правда, два склада, и на дверях каждого висят правила с параграфами… Но что правила и параграфы, если я в отъезде. (Я был в Грозном.) И поскольку мы приятели, Гусарцев вполне по-приятельски разгуливал с моим Крамаренкой… Вдоль пакгаузов. И прицеливался глазом… Нашел!.. Поохав, что меня нет, он взял у ничего не подозревающего Крамаренки мой старый уазик. И еще выпросил на час-два одного моего солдата, чтобы этим уазиком рулить. Самого туповатого взял, большого любителя поковырять в носу… После чего впрыгнул снова в свой лихой джип.

И в путь… Сначала уазик тащился за джипом пустой. Затем его набили выписанными Гусарцеву автоматами. Миновали комендатуру, потом блокпосты. С штабным офицером все хотят ладить. С веселым и обаятельным!.. Который с каждым умеет посмеяться. Да и бумаги в полном порядке. Да и в лицо редко кто не знал майора Гусарцева.

Джип Коли и уазик, обе машины, ехали одна за одной. Выехали на ничейную дорогу. А уж там можно рвануть. К чеченцам… На “стрелку”. С которыми Коля сговорился. К лояльным чеченцам он ехал или нет – ему неизвестно.

Мне – ни слова про продажу.

Так что спустя два дня сердит я, конечно, был. Но пока что сердит только за уазик. Каждая, мол, складская машина как родная… Привыкаешь!.. А Гусарцев, слегка виноватясь, объяснял мне по телефону, как он торопился. И как он оставил чеченцам (враждующим с Басаевым) оружие прямо с уазиком. И что те клятвенно обещали машину вернуть.

– Больше так не делай, – я строго ему выговорил.

– Конечно!

– Я, Коля, не хочу сейчас орать и крыть тебя матом.

– Я понял, Саша…

Не хочу, не люблю бранить своего человека. Особенно если по телефону. Поэтому я лишь понижаю голос. До гневного шепота.

Машину чеченцы не вернут, это дважды два. Азартного неслуха Колю лишь отчасти оправдывало, что он и впрямь не знал, что меня на складе нет. И ведь он звонил мне… И ждал… А потом решился и просто взял уазик. Это, мол, в его характере. Азарт, мол. Терплячки не хватает… Извини.

– Я, Коля, хочу, чтобы ты понял без ссоры. Раз и навсегда.

Он соглашался полностью. Конечно, Саша… Разумеется, Саша…