— Они не исчезнут. Но они будут являться самопроизвольным явлением; так сказать, от переизбытка энергии в атмосфере, и не будут нести конкретной направленности. Они могут гулять по лесам и даже заходить в дома, не причиняя вреда, а, вот, когда Арысь-поле обретает человеческий облик, у него, и цели, и желания становятся человеческими. А человеческие желания — это страшная вещь. Сейчас у нее сместилось сознание; она ощущает себя двойственной субстанцией — уже не Арысь-поле, но еще не человек. Наверное поэтому, когда она являлась только Арысь — полем, я мог вызвать ее магическим ритуалом, а теперь не могу — я пробовал. Теперь в ней уже появилось нечто человеческое, но при этом ее энергетика никуда не делась. Скорее всего, она никогда не сможет избавиться от нее и стать нормальной в вашем понимании. То, что она сожгла какой-то сарай, ерунда — если она обидится на людей, она может сжечь и город… или поднимет своих животных… Представь, если взбесятся все собаки, что тогда станет с их хозяевами, да и вообще, это не так просто — оказаться в точке пересечения параллельных прямых…
— Скажите, а что можем мы с Катькой?
— Вы? Да ничего, по большому счету, не можете. Вы такие же обычные люди, как и я, например — вы только можете стать счастливыми, потому что нашли свои стихии, и у вас появилась отдушина в вашем сумасшедшем мире.
— Полный облом, — Аня разочарованно вздохнула.
— Тебе мало быть счастливой? — удивился волхв.
— Счастливой?.. Я даже не въезжаю, что это такое. Прикинь, я в детстве смотрела кино такое… не помню, как называлось. Так вот, там дети писали сочинение, что такое счастье…
— Но это же фильм, — перебил Волхв, — а в жизни, действительно, никто не может сформулировать понятие счастья, но зато каждый представляет, как оно должно выглядеть конкретно для него.
Аня снова вздохнула, видимо, не являясь «каждой».
— Днем жара, а ночью прохладно, — она поежилась, придвигаясь к догоравшему костру.
— У меня ничего нет, чтоб укрыться, — Волхв пожал плечами.
— Перебьюсь, — Аня свернулась калачиком на жесткой земле и подсунула под голову руку. От земли пахло травой, а наглый стебелек щекотал возле уха…
— Ты спи, — сказал Волхв, — холоднее уже не будет, а часа через три встанет солнце.
— Я попробую, — Аня закрыла глаза. Все происходившее сегодня, опустилось на дно памяти липким осадком, лишь рассказы волхва существовали совершенно отдельно, неким безусловным знанием, не терпящим возражений. Все было так просто, будто она узнала новую маршрутку, и усвоила, как и куда на ней можно добраться… А вода тихо и монотонно баюкала ее, плеща в берег.
Ровно в половине девятого Вадим стоял возле Аниного дома. Сначала он ждал в машине; потом вышел, громко хлопнув дверцей, но никто не появился, и лишь из открытого окна на втором этаже слышался громкий женский голос, обещавший сдать кого-то в вытрезвитель, если он снова напьется, как свинья.
Без пятнадцати Вадим посигналил но и это не принесло результата — только женщина на втором этаже замолчав, выглянула в окно. Вадим подумал, что если б у него была такая жена, он бы тоже напивался каждый день. Это, конечно, шутка, а главное заключалось в том, что Аня так и не появлялась.
Вадим растерянно закурил. Вчера ему показалось, что, относительно работы, она настроена весьма серьезно.