Неприятное зрелище. Согласен. Но сделать уже ничего нельзя – седина очень прочно обосновалась в моей шевелюре с девятнадцати лет, когда я впервые ощутил на губах горький привкус смерти. И с тех пор год за годом постепенно отвоевывала территорию. А что касается кожи и глаз... ну, кто-то однажды сказал, что маги Смерти настолько часто прогуливаются по грани, что с годами становятся похожими на тех, чьи души они тревожат. В чем-то это, конечно, преувеличение, а в чем-то, пожалуй, в этом есть и oпределенная доля истины. Мы же не зря так сильно меняемся, когда обретаем силу?
– Что-то нашел? – дрогнувшим голосом спросил Йен, когда мой гнетущий, все ещё частично обращенный во Тьму взор остановился на его бледном, но решительном лице.
Я перевел взгляд на труп, не зная, как объяснить, что даже сейчас не чувствую в нем ничего плохого. Но именно тогда-то и обнаружил ЭТО – вытравленную на лбу настоятеля печать… перечеркнутый крест-накрест круг. Знак отрицания Рода. Знак отрицания самой жизни. Сочащийся Тьмой символ Cмерти.
Я такой видел однажды – учитель показывал на одном из своих неудавшихся убийц. И, хоть этот знак казался бледнее и менее четким, чем тот, что я видел на оживленном мастером Этором трупе, сомневаться не приходилось – на лице отца-настоятеля стояла такая же метка. Та самая, которую видит посланница Фола, когда подыскивает себе очередную жертву. И которую я смог разглядеть лишь тогда, когда Тьма наложила на мои веки зыбкую пелену прозрения.
Печать Смерти никогда не появляется сама по себе. Ее не нанесет любопытный подросток, случайно заглянувший не в ту книгу. И не поставит обозлившаяся на изменника-мужа супружница.
Знак Смерти – это вызов… или , если хотите, призыв. Прямое обращение к владыке ночи, природа которого не имеет ничего общего с магией. Это скорее молитва. Истовая, на пределе сил и человеческих возможностей. Ее нужно знать, как читать и кому из богов посвящать. И для нее надо иметь определенное мужество : потревожить покой Рейса или Фола – на это далеко не всякий безумец осмелится. А уж давать указания любимице последнего, не имея на то разрешения свыше… уф. Даже я бы, наверное, не рискнул, хотя в равнодушии богов к нашим мирским делам уже не раз успел убедиться.
Тем не менее, кто-то заклеймил старика, привлекая к нему внимание Смерти. И, если бы не я, об этом никто и никогда бы не узнал – рассмотреть подобные знаки могут лишь те, кто научился заглядывать за грань. Способен видеть так, как видит Она. Нас ведь не зря зовут мастерами Смерти – мы у Нее на особом счету. А значит, Йен был прав: настоятеля все-таки убили. И Вейсу тут больше нечего делать.
– Что? – встревоженно подался вперед начальник УГС, когда я встряхнулся и, зажмурившись, помотал головой. - Арт, что ты увидел?!
– Забирай дело, старик наш, – хриплo велел я, надевая перчатки.
– Рэйш,ты сошел с ума! – чуть не задохнулся от возмущения Лардо.
– Ты уверен? - нахмурился Йен,и я кивнул. - Тогда извини, Лардо – ты знаешь правила.
Господин заместитель начальника городской стражи тихо зарычал, собираясь продолжить бесполезный спор, но потом взглянул на мое уставшее лицо, выразительно скpивился и раздраженно бросил:
– Мастер Артур Рэйш… как лицо, назначенное начальником городской стражи вести данное расследование, я обязан услышать официальное заявление специалиста по магии Смерти : готовы ли вы подтвердить, что имеете основания для принятия такого странного решения?
– Да, – сухо кивнул я. - Господин Барро получит рапорт завтра утром.
– Хорошо. Тогда дело – ваше, - отступился Вейс и развернулся к выходу. – Но учтите : покрывать вас , если ты ошибся, я не буду.
– Спасибо, Арт, - тихо обронил мой непосредственный начальник, когда раздраҗенный Лардо вместе со своим людьми покинул храм.
Я только фыркнул.
– За что? За то, что лишил тебя общества мягкой подушки и на всю ночь запер в храме с остывающим трупом какого-то старикашки?
– Я его знал, - еще тише ответил Йен, повторно сминая пальцами уже дважды пострадавшую от его непонятной нервозности шляпу. – И поверь мне : если отец Нил попросил кого-то о помощи, значит, она действительно была ему нужна…
ГЛΑВА 2
Рабочий день, как я и предсказывал, закончился уже в сумерках – сыскари дотошно допросили прихожан, многие из которых оказались чрезмeрно словоохотливыми; облазили весь храм сверху донизу, поговорили со жрецами, составили все необходимые протоколы, взяли показания у случайных свидетелей и, нагрузившись бумагами, вернулись в управление. Благо оно находилось через площадь от места преступления.
Я, потратив целый вечер на написание обещанного рапорта, засиделся до темноты.
По сложившейся традиции меня никто не дергал – знали, что ничего хорошего в ответ не услышат – но я все равно закончил с писаниной лишь тогда, когда остальные уже разошлись по домам.