Артур Рэйш (1-4)

Небольшая комната, обстановку которой я знал как свои пять пальцев, подходила для этих целей идеально. Поэтому, привычно перейдя на второе зрение, я мысленно засучил рукава, а затем принялся за работу.

Но как только я начал рисовать знаки, Тьма снова преподнесла сюрприз — вместо того, что бы ждать, пока я Ее призову, откликнулась сама. Поднялась откуда-то мягкой волной и заполнила все мое существо, не спрашивая моего согласия. Причем сделала это стремительно. Уверенно. И с такой легкостью, словно после посвящения какая-то Ее часть сумела остаться в моем теле, а потом лишь ждала повода вырваться наружу.

Я даже вздрогнуть не успел, как Она обволокла меня изнутри плотной пеленой знакомого, но уже терпимого холода. В глазах на мгновение потемнело, но зрение почти сразу восстановилось. Вот только видеть я стал совсем иначе и на несколько ударов сердца едва не решил, что снова провалился на темную сторону.

Всего за миг моя и без того полупустая комната стала выглядеть, как заброшенный приют для бездомных. Внезапно состарившиеся стены покрылись плесенью. Одинокий шкаф в углу просел, изъеденные временем стулья скособочились и лишились кто ножки, кто спинки. Выбитое окно зияло осколками стекол. Потолок частично обвалился, показывая серое небо. А сквозь появившиеся дыры в стене я снова, как и утром, увидел заснеженный город с торчащими остовами печных труб, полуразрушенными зданиями и следами некогда бушевавшего пожара.

Но при этом, в отличие от прошлого раза, обычный Верль так никуда и не делся. На фоне почерневших зданий все так же прогуливались люди. Тут и там слышался неразборчивый гомон, шум колес от проезжающих мимо экипажей, негромкое тявканье с соседней улицы и взвизг придушенной кошки, тут же сменившийся звуками отчаянной драки. Какой-то мужчина, зябко передернув плечами, поднял воротник пальто и торопливо завернул за угол, ничуть не побледнев и не став похожим на призрака. А идущие ему навстречу две кумушки в коротких шубейках радостно заулыбались при виде друг друга и привычно остановились поболтать на углу соседнего дома…

Брр… раньше я думал, что отвратительнее гулей в ближайшее время ничего не увижу. Однако оказалось, что нет ничего хуже зрелища безмятежных, живущих своей обычной жизнью смертных, внезапно оказавшихся посреди мертвого города.

Я даже головой помотал, с трудом различая, что вокруг настоящее, а что — лишь шутка разыгравшегося воображения. И едва не уверился, что по прихоти Фола потерял над собой контроль. Однако потом зрение перестало двоиться, обе картинки постепенно слились, наложившись друг на друга в хаотичном порядке. Ощущение раздвоенности мира, хоть и не исчезло до конца, стало меняя ярким. Да и прильнувшая изнутри Тьма, как ни странно, не причинила вреда. Не сорвалась с пальцев убийственным заклинанием и не устремилась наружу смертоносной лавиной. Пропитав мое тело насквозь, как вода — мягкую губку, Она, словно разумное существо, остановилась на самой границе и там замерла, то и дело щекоча кожу легчайшими прикосновениями. Словно бы спрашивая: ну, что дальше?

Осторожно подняв правую руку и осмотрев пляшущие на кончиках пальцев язычки Тьмы, я прислушался к себе и с удивлением осознал, что больше не испытываю дискомфорта. Тьма стала частью меня. Жила во мне, пронизывая каждую жилку и каждую клеточку тела. И это было настолько естественно, что я впервые усомнился в правоте учителя, утверждавшего, что Тьма — это коварный, вечно голодный зверь, которого каждый раз во время призыва нужно укрощать.

Я в свое время так в это уверовал, что до самого последнего дня воспринимал призыв как смертельную схватку. Готовился к ней, тренировал волю, стискивал зубы и упрямо ломился сквозь выстроенные самим же собой стены.

А на самом деле, выходит, сражаться ни с қем не требовалось? И было достаточно лишь нескольких пролитых на нужном алтаре капель крови, что бы Тьма, наконец, стала послушной?

— Ну, Фол… вот удружил, — пробормотал я, кинув рассеянный взгляд за окно и обнаружив снующие по улице полупрозрачные силуэты: невидимые для абсолютного большинства гули жадно рыскали между торопящимися по своим делам людьми и старательно к чему-то принюхивались.

Солнечный свет их абсолютно не смущал. Обилие людей на оживленной улице — тем более. Они совершенно спокойно чувствовали себя посреди толпы и, в отличие от смертных, прекрасно знали, что их мир — не единственный.

Подойдя к окну, я некоторое время наблюдал за хаотичными перемещениями тварей, но вскоре обнаружил, что, несмотря на численность… я насчитал около двадцати гулей за десятую часть свечи… прямых столкновений с живыми они все-таки избегают. И причина такой осторожности очень быстро выяснилась: когда один из гулей не успел отскочить с дороги спешащего всадника, лошадь на полном ходу вдруг споткнулась и тревожно всхрапнула. Тварь, которую она задела боком, недовольно оскалилась и прыснула в сторону, а всадник, витиевато выругавшись, огрел ни в чем не повинную скотину хлыстом. После чего умчался, не заметив, что «обиженный» им гуль целеустремленно порысил следом.