— На моей памяти без голов свои жертвы оставляла только одна тварь. Хитрая, осторожная и намного более опасная, чем гули. Она появляется редко… лично я ее видел лишь однажды. Но Верль наверняка не забыл череду убийств, случившуюся чуть меньше полувека лет назад: двенадцать трупов за двенадцать дней, куча перепуганных родственников, с криками разбегающихся от безголовых призраков, море недоверия со стороны начальства, толпа стражников, бестолково гоняющихся за несуществующим преступниқом, и — ни единой зацепки, ведущей к убийце… тогда я ещё только начинал работать в сыске. Для меня это было делом чести, оставшимся, к сожалению, не раскрытым. Но серия смертей прекратилась так же внезапно, как и началась, без всяких видимых причин, а я, издалека приметив эту тварь, так и не смог ее догнать. Она исчезла. Надолго. Уснула или сбежала. Но теперь опять объявилась и снова начала охоту за головами. Поэтому отправляйся к Готжу и скажи — пусть поднимает старые архивы: судя по всему, в Верль вернулся Палач…
В управление я вернулся ближе к полудню — в белой от налипшего сверху снега шляпе, в мокром плаще, уже плотно позавтракавший, но все равно недовольный: вытрясти из Нииро самую важную информацию мне так и не удалось. Χотя по текущему делу я получил достаточно сведений, чтобы всерьез задуматься над будущим.
— Явился? — недобро посмотрел на меня Нодли Готж, когда я без стука ввалился в кабинет. Стол у Старого Моржа, как и всегда, был завален бумагами, испачканные чернилами пальцы при моем появлении сжались, будто уже ощущали сладкий хруст горловых хрящей, а появившаяся на лице заместителя начальника Управления улыбка могла соперничать с оскалом упыря. — Нашел что-нибудь?
— Нет, — буркнул я, упав на ближайший стул. — Вернее, нашел, но не совсем то, что искал. Что у вас?
— У нас, — таким же недобрым тоном отозвался Готж, машинально пригладив встопорщившиеся усы, — обезглавленный труп, сильно поеденный какими-то тварями, и ты, добывший этот самый труп неизвестными следствию методами, а затем пропавший на полдня с места преступления. Εще что-нибудь услышать хочешь?
Я поморщился.
— Я искал след…
— Тогда где же убийца? — ласково посмотрел на меня Готж. — И почему призрак известного тебе торговца со скорбным видом висит теперь в нашем «холодильнике», постоянно указывая на собственное тело?
Я пожал плечами.
— Понятия не имею. И вообще, чего ты взъелся? Я же вас предупредил.
— Это меня ты предупредил. Задним числом. А вот Йен прочитал твою писульку, не зная всех обстоятельств дела, и знаешь, что он мне по этому поводу высказал?
Кхм. Честно говоря, оставленная у дежурного записка была очень короткой — я так торопился, что сообщил лишь самое главное: «Труп под прилавком. Прикрой, пока не вернусь. Я во Тьме. Арт». Нo представив себе лицо Йена после ее прочтения, я закашлялся и, подняв на Готжа веселый взгляд, осторожно уточнил:
— А разве Йен не болеет?
— Болеет, — мрачно подтвердил Нодли, откладывая в сторону перо. — Но какая-то сволочь уже успела доложить ему о деле, поэтому он примчался сюда ни свет ни заря и тут же затребовал материалы. Поскольку Гуна и Транта я отправил опрашивать клиентов убитого, а ребята Лардо с моего согласия потрошат его дом, то отчитываться перед Йеном пришлось мне. Но еще до того, как я добрался до сути, сюда ворвался Чет, которому передали твою записку из Управления городской стражи, и звонко доложил, что ты…
— Спрятал под прилавком чей-то труп, — со смешком закончил я, поднимаясь на ноги. — А тебя попросил прикрыть, потому что окончательно продал свою душу Тьме… все ясно. Йен в это, конечно, не поверил, но объясниться все равно придется. Я пошел. А ты пока поищи одно старое дело.
— Раскомандовался тут, — проворчал Готж, мельком покосившись на клочок бумаги, который я бросил перед его носом. — Давай уже, проваливай. Нечего мне кабинет засорять.
— Так ты поможешь или нет?
— Посмотрю, что можно сделать.
— И на том спасибо, — ухмыльнулся я и только тогда ретировался.
Йен встретил меня, сидя за столом, как Готж — зарывшись с головой в бумаги. И, надо сказать, выглядел он неважно: бледное лицо с капельками пота на висках, болезненный румянец на заострившихся скулах, лихорадочно блестящие глаза… ему было настолько нехорошо, что, когда я вошел, Йен даже не кивнул. Только устало вздохнул и с укором спросил:
— Ты смерти моей хочешь?
Я удивился.
— В каком плане?
— В прямом. Ты хоть представляешь, что начнется, когда все вокруг начнут думать, что ты кого-то убил, а Управление тебя покрывает?
— Я убил? Йен, ты о чем?