Артур Конан Дойл

«Было похоже, — говорил он, — будто кто-то колет дрова — не слишком сильные удары».

Тюк, и еще тюк! Несомненно, девушка, Элен Ламби, колет поленья для плиты и не собирается отвечать на бренчание звонка. М-р Адамс вернулся домой.

«Я рассказал сестрам, что в доме горит свет и я не думаю, чтобы там что-нибудь случилось; я решил, что это девушка. Сестра Лаура так не считала и послала меня назад».

И вновь в злополучной квартире разнеслось бренчание дверного звонка. Но на сей раз никакого иного звука уже не было слышно. Стоя в нерешительности на тускло освещенной площадке, вдыхая запах замшелого камня, он все еще держался за звонок, когда услышал снизу по лестнице шаги. Это была Элен Ламби, которая, выполнив поручение — купив газеты, — возвращалась домой. Он сказал ей, что случилось что-то серьезное и «трещат потолки» у них в квартире.

«А, — отозвалась беззаботно девушка, — это, верно, ролики». Она имела в виду блоки, на которых были натянуты бельевые веревки в кухне — они иногда срывались. Потом она отперла дверь, которая отделяла их от мисс Гилкрист. Что случилось затем, запечатлелось в мозгу м-ра Адамса как вереница сменявшихся в мгновение ока ярких вспышек.

Когда Элен Ламби проходила через холл к кухне, в холле со стороны пустующей спальни появился человек. М-р Адамс, без очков, лицо его рассмотрел весьма смутно, но одет он был «прилично, как джентльмен». Человек этот спокойно дошел до двери, а затем бросился вниз, как «наскипидаренный». Элен Ламби, явно не придавшая этому особого значения, заглянула в кухню, а затем вошла в пустующую спальню, где теперь горел свет. Многие драгоценности еще оставались на туалетном столике, хотя шкатулка с личными бумагами мисс Гилкрист вместе со всем ее содержимым валялась на полу.

Лишь тут м-р Адамс обрел дар речи.

«Где ваша хозяйка?»

Элен Адамс пошла в столовую и открыла дверь. По прошествии стольких лет он уже не мог восстановить интонацию ее речи, но смысл ее слов был таков: «Ах, скорее сюда!»

Старая дама, так страшившаяся грабителей, лежала у камина головой к решетке, рядом валялась вставная челюсть. Хотя на тело была наброшена служившая ковром звериная шкура, сразу бросалась в глаза кровь на камине и каминных принадлежностях и на ящике для угля. Лицо ее и вся голова были изуродованы до неузнаваемости нанесенными ей ранами, углубляться в описание которых не доставило бы удовольствия.

Так 21 декабря 1908 года было обнаружено убийство мисс Гилкрист. Истинные свидетельства, включая многое из того, что было сказано и сделано в тот же вечер, стали известны лишь через много лет. Когда Конан Дойл знакомился с делом, можно было проследить лишь за формальными действиями полиции Глазго.

Из квартиры мисс Гилкрист (согласно показаниям Элен Ламби — единственной свидетельницы) была похищена одна только брильянтовая брошь в форме полумесяца с полкроны размером. Показания свои об этом она дала инспектору сыска Пайперу в ночь убийства, находясь еще в сильном нервном потрясении.

На Рождество полиции стало известно, что в Слоупер-клаб некий подозрительный тип по имени (наиболее часто употребимому) Оскар Слейтер предлагал купить закладную на брильянтовую брошь. Вечером под Рождество, будто чтобы специально подстегнуть полицию, Слейтер вместе с содержанкой, мадам Джунио, и несколькими чемоданами уехал в Ливерпуль. На следующий день Слейтер и мадам Джунио уже плыли в Нью-Йорк на пароходе «Лузитания».

Заложенная брошь представлялась серьезной уликой. Но, как вскоре установила полиция, это была вовсе не та брошь, что похитили у мисс Гилкрист. Оскар Слейтер заложил брошь, свое личное имущество, более чем за месяц до убийства.

Тут полиция совершенно растерялась. Она объявила вознаграждение в 200 фунтов и договорилась по телеграфу с Нью-Йорком об аресте Слейтера по приезде его туда. Тем временем 14-летняя девушка по имени Мэри Барроумен — она проходила мимо дома мисс Гилкрист в вечер убийства — дала показания о человеке, который выбежал из дома, столкнулся с ней и убежал прочь.

И хотя она видела бежавшего лишь мельком, да еще в дождь, да в сумерки на слабо освещенной улице, Мэри описывала его лицо и одежду в мельчайших подробностях. Ее описания не совпадали с более смутными описаниями м-ра Адамса и Элен Ламби. Да и к реальному Оскару Слейтеру они никак не подходили. Но через несколько дней расследования Элен вдруг изменила свои показания и согласилась с Мэри относительно одежды неизвестного.

Поместив в одну каюту под честное слово не говорить о деле, Мэри и Элен отправили в Нью-Йорк на опознание Слейтера. Девушки вполне могли видеть фотографии Слейтера. Да и потом, когда его в наручниках вели по коридору в зал суда, депутация из Глазго устроила как-то так, что Мэри и Элен оказались в это время в том же коридоре.

Затем в зале суда в Америке:

— Да, я могу его опознать, — поборов смущение, сказали в один голос обе девушки.

А впоследствии обе пылко клялись, будто ничуть не сомневаются, что это именно он.