Артюр Рембо

Тем не менее возвращаться домой, чтобы работать на семейной ферме, на что надеялась мать, он не собирался. Да, коммерция не оправдала его ожиданий, но его увлекло другое — исследование неизведанных земель. В этом он не был оригинален: среди молодых предприимчивых европейцев в эпоху активных колониальных захватов обострился интерес к заморским землям. Исследователи-первопроходцы пользовались уважением, и их трудную судьбу стремились разделить многие. Без кропотливой подготовительной работы таких энтузиастов эффективная колониальная политика была бы невозможна.

Рембо обладал всеми необходимыми качествами, чтобы стать учёным-востоковедом, африканистом и арабистом. У него был большой опыт путешественника, ему доводилось общаться с местными людьми всякого рода и звания — от погонщиков верблюдов и домашней прислуги до первых лиц в государстве. Он владел, хотя и в разной степени, несколькими европейскими языками, осваивал арабский, знакомился с местными наречиями, верованиями, обычаями, обрядами, материальной культурой, изучал флору и фауну. В работе исследователя, как когда-то в стихотворчестве, он намечал себе самые высокие цели. Тот комплексный метод изучения территории, который он намеревался применить в Эфиопии, содержал практическое, непосредственное знание предмета, полноту и достоверность наблюдений с использованием новейших для того времени технических средств от точных измерительных инструментов до фотографии. Ко всему этому добавлялись присущие его аналитическому уму строгая обоснованность и меткость суждений и свойственная его поэтическому зрению выразительность описаний. Эти особенности исследовательского стиля Рембо проявились в его первых опытах на новом поприще — в отправленном им в парижское Географическое общество научном отчёте об Огадене и в опубликованных двумя выпусками в каирской франкоязычной газете «Босфор Эжипсьен» путевых заметках об эфиопской местности Шоа. Задумав большую книгу об Эфиопии, он намеревался написать нечто «добротное и полезное». Можно предположить, что, если бы судьба отвела ему ещё несколько лет жизни, он стал бы автором солидного учёного труда.

Остановить неукротимого искателя новых горизонтов смогла только преждевременная смерть. Уже став калекой, превозмогая страшные боли и отчётливо осознавая приближение конца, он упорно и мужественно боролся за жизнь. Она была нужна ему для того, чтобы продолжить своё бесконечное, хотя и полное горьких разочарований, странствие. Поразительным свидетельством этого стало его последнее письмо, которое он уже в предсмертном бреду продиктовал своей сестре Изабель. Смысл этого странного, адресованного неведомо кому текста — словно брошенное в море послание в бутылке — заключён в его последних словах: «…Скажите мне, в котором часу меня должны доставить на борт…»

Была ли в жизни Артюра Рембо пора, когда он чувствовал себя счастливым, или же вся она состояла из череды несбывшихся надежд, утраченных иллюзий, неудач, скорбей и печалей? Судя по биографии, написанной Бароняном, можно заключить, что и радостями судьба его не обделила. Он рос без отца и под строгим надзором деспотичной матери, но, возможно, отчасти из-за этого с младых ногтей необыкновенно глубоко чувствовал природу и, когда в одиночку бродил по дорогам Европы, по-видимому, испытывал сладостные минуты и часы полного слияния с нею, какие только и могли стать истоком творений такой благоуханной свежести и красоты, как «Моя цыганщина» или «Ощущение»:

В вечерней синеве пойду вдоль поля ржи
По травам через луг тропой едва приметной,
Прохладой мне роса лодыжки освежит,
А волосы волной омоет ветер летний.
Ни слов, ни мыслей, ни тревоги, ни забот,
В душе — одна любовь, какой не ведал сроду,
И, как цыгана, вдаль дорога позовёт,
И приютит меня, как женщина, природа.

В юности, когда все чувства так обострены, он не познал радостей любви к женщине, но ожидая, предчувствуя, предощущая их, смог навсегда сохранить эти переживания в изысканных эротических вариациях. Он не испытал родительской ласки, но был по-настоящему дружен со своим так не похожим на него старшим братом Фредериком, испытывал глубокую симпатию к сестрёнке Витали, ранняя смерть которой стала для него большим ударом, а в последние месяцы его жизни другая сестра, Изабель, с которой до этого он много лет общался только по почте, забыв даже, как она выгладит, одарила его преданной заботой и как смогла облегчила его предсмертные страдания. С детства у него был единственный настоящий друг Эрнест Делаэ, его земляк, ровесник и однокашник, человек скромный и непритязательный, но очень надёжный. Во многом благодаря ему поэзия Рембо стала известна широкой публике.