Артюр Рембо

О печальной судьбе своего любовника он узнал со слов Делаэ. После заключения в арестный дом Пети-Карм Верлен за покушение на убийство был приговорён 8 августа судом первой инстанции округа Брюсселя к двум годам тюрьмы. В тот же день он подал апелляцию, но 23 августа суд подтвердил приговор, и Верлена перевели в Хайнаут[38], в тюрьму города Монса, родного города композитора Ролана де Ласюса. По словам Делаэ, Верлен сидел в одиночной камере и привлекался к работам по сортировке кофе. Он относительно неплохо питался, имел возможность переписываться с семьёй и друзьями, а у себя в камере мог пользоваться освещением до десяти часов вечера. К тому же он пытался с помощью своего друга Эдмона Лепелетье найти издателя для своего последнего сборника «Романсы без слов» и уже работал над новыми текстами.

На обороте обложки экземпляра, посланного в Моне, Артюр написал самое лаконичное посвящение: «Полю Верлену» и подпись. Причём не «Артюр», а «А. Рембо».

Но парнасцам и группе благожелательных к ним критиков он экземпляров «Одного лета в аду» давать не стал. Исключение было сделано для Эмиля Блемона, одного из старых «Скверных парней», человека в Париже очень влиятельного, главного редактора журнала Жана Экара «Литературное и художественное возрождение», того самого, где в сентябре 1871 года было напечатано стихотворение Рембо «Вороны».

Однако влиятельный Блемон поостерёгся высказываться о книге. Как и все в этих кругах, он был осведомлён об июльском происшествии в Брюсселе и был скорее на стороне Верлена. Кроме того, он всегда считал Рембо растленным негодяем и совратителем и вовсе не хотел ставить под угрозу свою репутацию публикацией статьи о нём, особенно в газете «Призыв», где его обзоры очень ценились. Да и все его собратья придерживались в этом вопросе того же мнения.

Наперекор такому неблагоприятному, если не прямо враждебному к нему отношению, Артюр в ноябре и декабре предпринял несколько поездок в Париж и попытался возобновить кое-какие контакты.

Встречали его холодно, его избегали и не замечали. Разве что не плевали в лицо, чтобы он проваливал поскорее и навсегда к себе в провинцию. Один Жюль Мари, подыскавший себе работу в газете «Время», не избегал его.

Однажды вечером Рембо сидел в кафе «Табуре» и к нему подошёл начинающий поэт и живописец Жермен Нуво, с которым он когда-то несколько раз встречался в «Кружке чертыхателей».

Нуво родился в 1851 году в Пурьере в департаменте Вар и вырос в Экс-ан-Провансе. В течение примерно одного года он занимал должность заведующего учебной частью в марсельском лицее, после чего летом 1872 года приехал в Париж, где снял комнату на улице Вожирар, рядом с театром Одеон. Он получил от родственников наследство, имел кое-какие деньги и прожигал их. Его мотовство восхищало друзей, особенно тех, что принадлежали к «Группе живых», — таких, как Леон Валад, Рауль Поншон, Жан Луи Форен или самый близкий его друг Жан Ришпен. Эта группа стала наследницей «Скверных парней».

Нуво был невысок ростом, но «хорошо сложён и довольно красив своими андалусийскими глазами, носом с лёгкой горбинкой, раздвоенной бородкой и длинными волосами»^{84}, спадавшими на воротник. Такая внешность нравилась женщинам, к которым он, со своей стороны, не был равнодушен. Успеху его любовных похождений немало способствовал и его средиземноморский выговор.

Очень скоро Рембо был покорён этим молодым человеком. В разговорах с ним Артюр признался, что в начале будущего года хотел бы поехать в Лондон, и предложил составить ему компанию. С какой именно целью он туда собрался? Он не мог дать точного ответа. Возможно, он понял, что между ним и парижскими литераторами все мосты сожжены. А может быть, из-за стремления постигнуть какую-то иную жизнь, познать новые миры.

Проведя зиму 1874 года в Арденнах, в лоне семьи, он в конце марта вместе с Нуво отправился в Лондон. Приятели поселились в доме 178 по Стэнфорд-стрит рядом с вокзалом Ватерлоо. Если у Рембо были в Лондоне какие-то точки опоры, то Нуво очень скоро почувствовал, что задыхается в этом мегаполисе, где недостаёт света и повсюду носятся запахи каменного угля и мускуса. К тому же не прошло и недели, как он обнаружил, что деньги у них на исходе.

Чтобы заработать на жизнь, Рембо и Нуво устроились на картонную фабрику Хай-Холборн в центре города. Там им было поручено вырезать из картона детали для изготовления шляпных коробок. Казалось бы, ничего мудрёного, но эта работа им сразу же опостылела, и они решили давать уроки: один — французского языка, другой — рисования. Увы, объявления, которые они подавали три дня подряд на четырёх языках в газету «Эхо», не нашли отклика. Возможно, им следовало опубликовать их в «Дейли телеграф», у которой был гораздо больший тираж… Или обратиться за содействием к старому бойцу Эжену Вермершу, хорошо знакомому с английской прессой…