Артюр Рембо

Повсюду чувствовалось отчаяние, но Артюр старался его не замечать. К тому же до него никому не было дела. В «Художественной библиотеке» его и слушать не захотели, хотя он сослался на рекомендацию Поля Демени. Тогда он отправился в пассаж Шуазёль в надежде встретить Альфонса Лемера, но его там не приняли. Он обошёл книжный магазин Лемера, осмотрел последние новинки, относящиеся к недавним событиям: «Письмо бретонского национального гвардейца» Франсуа Коппе, «Освящение Парижа» и «Вечер битвы» Леконта де Лиля, «Ярость вольного стрелка» Катюля Мендеса, «Нашествие» Андре Тёрье, «Военные стихи» Эмиля Бержера, зятя Теофиля Готье.

Что касается «Военных стихов», то, пробежав глазами несколько строк, Рембо решил, что мог бы лучше выразить бедствия и катастрофы, вызванные войной. Потом он бросил взгляд на последние выпуски «Современного Парнаса» и «Затмения». На обложке «Затмения» была помещена карикатура в красках работы Андре Жиля.

Этот карикатурист, которому в то время было тридцать лет, дебютировал в феврале 1866 года в другом сатирическом еженедельнике «Луна» (адрес: дом 333, Млечный Путь, вход со двора!). Артюр открыл его для себя в книжном магазине Проспера Летелье и был в восторге от его шаржей на видных деятелей Второй империи — Виктора Гюго, Виктюриена Сарду, Леона Гамбетту, Александра Дюма-сына, Гюстава Курбе, Жака Оффенбаха. Композитор был представлен оседлавшим скрипку и отбивающим такт, вслед за ним вихрем неслись персонажи его оперетт. А фотограф Надар был изображён взбирающимся на свой воздушный шар «Гигант».

Артюр спросил у одного из сотрудников редакции Альфонса Лемера, не знает ли случайно он или кто-нибудь из его коллег адреса Андре Жиля.

«Кто же его не знает!» — ответил тот.

Андре Жиль, гордившийся своими успехами в печати, был человеком приветливым и беззаботным и, дебютировав в «Луне», завёл превосходную привычку держать двери своей квартиры на бульваре д’Анферо открытыми для всех желающих. Рембо тут же устремился к рисовальщику и в искренних словах выразил ему своё восхищение. К этому он не забыл присовокупить, что у него в Париже нет ни родственников, ни друзей, а средства самые скудные. Получив от художника немного денег, он смог прокормиться в течение нескольких дней. Зато он не истратил ни единого су на гостиницу, предпочитая ночевать под мостами или в барках для перевозки угля, пришвартованных у берега Сены.

Днём Артюр прогуливался по набережным, подолгу задерживаясь у развалов букинистов. Он с ними разговаривал, задавал множество вопросов. Что люди читают? Какие поэты сейчас популярны?

Это продолжалось около двух недель.

Десятого марта грязный, запущенный, без единого су в кармане он покинул парижские предместья и пешком вернулся в Шарлевиль.

БЕСПУТСТВО

Увидев своего давно не мытого, дурно пахнущего сына с волосами, отросшими до плеч, госпожа Рембо потеряла дар речи и застыла в оцепенении. Она хотела опять отхлестать его по щекам, отругать, закричать о том, что ей довелось испытать за время, пока он бродил бог знает где и бог знает с кем, но не смогла. Дело кончилось тем, что она посоветовала ему помыться и сменить одежду. А потом заперлась в спальне, чтобы собраться с мыслями.

Тем же вечером она убеждала сына в том, что теперь, когда война закончилась и с 15 апреля вновь открылись учебные заведения, ему обязательно надо продолжить учёбу. Он возражал, повторяя, что у него много планов и никакая школа ему ничего уже больше не даст. А дней через десять объявил ей, правда, будучи сам в этом не вполне уверен, что вскоре Эмиль Жакоби примет его на службу в газету «Прогресс Арденн», выход которой был прерван в конце 1870 года. Он уже видел себя сотрудником этой газеты, воображал, как участвует там в разговорах о Коммуне, провозглашённой в Париже 28 марта 1871 года[15], что сильно его взволновало. Ведь провозглашённые коммуной лозунги, ветер свободы, ею разбуженный, высокие идеалы, которые она отстаивала, причудливая смесь утопии в духе Шарля Фурье с материализмом, социализмом, гуманизмом и примитивным мессианством, деятельность Центрального комитета, состоявшего из рабочих, — всё это было близко собственным чаяниям Рембо и его взглядам на проблемы французского общества. К тому же он хотел бы быть среди коммунаров, участвовать в их спорах, заявлять вместе с ними, что порядок в стране наконец установлен и что, избавившись от тёмных сил, Франция встала на путь прогресса, равенства — простого и окончательного — и братства.

Коммуна вызвала в нём такой восторг, что он посвятил ей эмоциональное стихотворение, которому дал самое недвусмысленное название: «Боевая песня парижан».