Артемка у гимназистов

Как всегда, перед сценой гости спорили из-за мест, смеялись, перекликались, нетерпеливо хлопали. Петя вышел из-за занавеса, чтобы попросить публику не шуметь и не привлекать шумом кого не следует. Увидев на скамьях всех обычных посетителей, он только и мог сказать:

"Ба, знакомые всё лица!" - и ушел, махнув рукой.

Но когда открылся занавес и со сцены зазвучали далеко не обычные слова, у многих гостей вытянулись физиономии и не один папаша подумал: "Как бы тут не влипнуть!" Уходили, забрав детей, во время действия. В антракте Артемка, помогавший переставлять декорацию, заглянул в дырочку занавеса и в восхищении подпрыгнул:

- Дёру дают! Вот пьеса!

- Дашь тут дёру, - мрачно отозвался Петя, - когда такие речи.

- Боишься? - откровенно спросил Артемка. Петя рассердился:

- Дурак! Я, что ли, эти речи говорю! Я заводчика играю!

Все-таки, когда начался второй акт, публики было еще много.

В первом действии Артемка не участвовал. Теперь, ожидая выхода, он немного волновался.

Почти все участники были на сцене. Там, на ступеньках террасы, одетый в пиджак, со шляпой-котелком на голове, стоял Петя и раздраженно говорил делегатам бастовавших рабочих:

- Опомнитесь! Принимайтесь за работу! Или вам не жалко своих детей?

Леночка играла роль дочери фабриканта. Она стояла за кулисами, недалеко от Артемки, и тоже ждала выхода. В белом атласном платье, со взбитой прической, с жемчужной ниткой на шее, она была так хороша, что гимназист-верзила, игравший полицейского пристава, опустился перед ней на одно колено и приложил руку к сердцу. Но Артемке она в этом богатом наряде показалась чужой, и он с неприязнью косился на ее пышный веер.

Леночка подошла ближе и что-то хотела сказать, но в это время на сцене заговорил Коля. Он играл молодого рабочего, организатора забастовки, играл с подъемом, с большой искренностью, и от его голоса, мужественного и страстного, у Артемки по спине пробежал мороз.

- Хорошо! - шепнула Леночка. Артемка от удовольствия даже зажмурился. Но тут же пренебрежительно сказал:

- А Петька трус!

- Трус! - согласилась Леночка. - Коля молодец. И Алеша тоже. Ведь если директор узнает, что они написали эту пьесу, их исключат из гимназии.

- Как это "исключат"? - не понял Артемка.

- Ну, выгонят. Не прозевайте, вам скоро выходить. Артемка прислушался.

- Сейчас, - сказал он, подавляя волнение, и озадаченно спросил: - Неужто выгонят?

Со сцены донеслась знакомая реплика. Артемка вздрогнул, порывисто вздохнул и, сделав два шага, оказался перед публикой. Волнение сразу исчезло. Осторожно, на носках, Артемка подкрался к толстому заводчику и приколол ему на спину листовку. В публике засмеялись. Артемка пригнулся и на четвереньках подполз к заводским воротам. Здесь он должен сидеть молча, а при появлении пристава криком предупредить рабочих:

"Фараон идет!" Артемка принялся ждать. Сейчас говорит Петя-заводчик. Как только он кончит, рабочие закричат: "Не желаем! Не желаем!", а Алеша, играющий рабочего-китайца, поднимет вверх желтую руку и скажет: "Мы все есть великий семья!" После этих слов и появится пристав.

Вот Петя договаривает последние слова. Вот уже кричат рабочие. Вот Алеша поднимает руку. Вот в воротах появляется фигура в белом кителе...

- "Фараон идет!" - что есть духу кричит Артемка и окаменевает от изумления: на сцену в белом кителе вошел не верзила-гимназист в гриме полицейского пристава, а носатый чиновник, которого гимназисты называли Брадотрясом.

В публике что-то грохнуло. Был ли это смех или крик, Артемка не знал, но звук вырвался сразу и сразу оборвался. Потом наступила такая тишина, что все явственно услышали, как кто-то приглушенно шепнул: "Доигрались!"

Артемка перевел глаза на гимназистов. Они стояли неподвижно, застыв в тех позах, в каких их застало появление надзирателя гимназии.

- А у него борода трясется, - сказал мальчуган, сидевший, как обычно, на акации.

- Я прекращаю это безобразие!.. Прекращаю!.. - прохрипел чиновник.

Петя вдруг бросился со сцены за кулисы. И сейчас же, судорожно дергаясь, опустился занавес.

- Закрыл! - сказал Петя, опять вбегая на сцену. - Вот и все, Филарет Самсонович. И никаких недоразумений: нельзя - и нельзя, Филарет Самсонович.

У надзирателя опять затряслась борода:

- Так вот вы чем занимаетесь! Инсценируете запрещенные книжонки! Тайком нелегальщину показываете! Извольте сию же минуту сказать: кто состряпал эту, с позволения сказать, пьесу? Ну-с?

Артемка подумал: "Неужто признаются? Выгонят же!" И спокойно сказал:

- Да я написал.

- Вы?.. - вскрикнул Брадотряс и сейчас же недоуменно забормотал: - Но... позвольте... вы... вы, собственно, кто такой? Я вас не знаю. Вы гимназист?

- Чего? - удивился Артемка такому нелепому вопросу. - Сапожник я.

- Сапожник? - выпучил надзиратель глаза. - Но как же вы сюда затесались? И потом... потом... вы врете! Разве сапожники пьесы пишут? Вы врете самым наглым образом.

- А чего я буду врать? Написал - и написал! - нахмурился Артемка.

- А я говорю: врете! - настаивал надзиратель. - Если не врете, покажите пьесу. Посмотрим, чья рука. Нуте-с!