Артемий Волынский

В новом придворном раскладе места для Волынского не нашлось; в подготовленной для Верховного тайного совета ведомости он числился генерал-майором «по армии» с жалованьем 1080 рублей в год без определенной должности. В марте 1728 года министры решили возвратить Артемия Петровича на прежнее место службы, но соответствующий указ был подписан только в мае ^{189}. Фортуна не баловала Волынского: ему вновь предстояло удаление от двора и возвращение к роли провинциального администратора.

Неудавшаяся «республика» 1730 года

На этот раз казанское губернаторство оказалось вполне реальным, но хлопотным делом. Хлопоты начались еще до выезда к месту: Артемий Петрович вынужден был просить конвой для охраны в дороге — по Оке и Волге свободно разгуливали ватаги разбойников ^{190}. По благополучном прибытии он занялся планировкой и благоустройством города: с территории кремля были убраны старые деревянные строения и разобраны обветшавшие городские стены, в результате чего застройка посада слилась с окружающими слободами.

Однако из губернаторского дома, стоявшего на месте бывшего ханского дворца, Волынский внимательно следил за событиями в Москве, куда переехал юный государь со своим окружением. Артемий Петрович понимал, что отныне любые кадровые вопросы решаются не только в совете, но и при дворе, где в силу (как тогда выражались, «в кредит») вошли князья Долгоруковы.

Их часто называли «национальной» партией. Но, хотя старшие из князей не жаловали иноземцев, никаких альтернативных программ — и тем более желания восстановить допетровские порядки — они не имели. Для них важнее было подчинить своему влиянию юного государя и оттеснить возможных соперников в борьбе за власть. Новые правители в точности повторяли тактику Меншикова, закончившего свои дни в далеком сибирском Березове. Дочери Алексея Григорьевича были непременными участницами путешествий императора, который к тому же подолгу гостил в подмосковной усадьбе Долгоруковых Горенках. Здесь осенью 1729 года во время своего последнего путешествия четырнадцатилетний Петр II попросил руки дочери хозяина. Помолвка императора и Екатерины Долгоруковой с большой торжественностью прошла 30 ноября 1729 года. В Москве устраивались балы и фейерверки; начались приготовления к царской свадьбе, назначенной на 19 января, съезжались гости. Новую невесту, как и ее предшественницу, приказано было поминать при богослужении; ее брат, обер-камергер Иван Долгоруков, по примеру Меншикова, получил титул князя Римской империи и стал майором гвардии.

Волынский писал отцу и сыну Долгоруковым в конце уходившего года. Алексею Григорьевичу он напоминал, чтобы при раздаче наград и «прочих милостей» по поводу свадьбы императора «и я между прочими для такой радости не лишен был по милости вашего сиятельства в перемене чина»; о «деревнях» он уже просить не осмеливался — «выложил то из головы моей вон», хотя они «и два раза обещаны были». Молодого друга императора он поздравлял с браком «любезнейшей сестры» и выражал надежду, что тот будет «содержать меня в неотъемлемой вашего сиятельства милости и милостивой протекции, почитая в числе истинных и верных, яко есмь» ^{191}.

Вряд ли эти напоминания имели успех. Однако посреди приготовлений к торжеству в ночь на 19 января 1730 года в московском Лефортовском дворце (он и поныне стоит на берегу Яузы) умер от оспы юный Петр II. Члены Верховного тайного совета той же ночью избрали на царство представительницу старшей линии династии — дочь царя Ивана, вдовствующую курляндскую герцогиню Анну. Но вслед за этим князь Д.М. Голицын предложил собравшимся «воли себе прибавить» и «послать к ее величеству пункты». Так появились на свет «кондиции» (позднее Анна назвала их «коварными письмами как я на престол взошла»), менявшие вековую форму правления.

Совет объявлялся постоянным органом из восьми членов, без согласия которого Анна Иоанновна не имела права назначать наследника, начинать войну, заключать мир и вводить новые налоги, а также производить в чины (военные, морские и статские) выше «полковничья ранга» и «определять» кого-либо к «знатным делам». Императрица должна была принять на себя обязательство «у шляхетства живота, чести и имения без суда не отнимать», единолично «вотчины и деревни не жаловать», «государственные доходы в расходы не употреблять», тем самым отказываясь от традиционных прерогатив самодержца. Завершались «кондиции» указанием на лишение императрицы короны в случае нарушения подписанных ею условий.