Артемий Семенович Бервенковский

сом дворецкому,- давай скорей чаю! Что ж это ты, братец, голодом моришь

дорогого гостя! Ух, устал! Ух, боже мой!… Не сердитесь, почтеннейший, дай-

те дух перевести!

- Несу, сударь, несу! - отвечал Трепетинский, ставя на стол поднос с чай-

ным прибором,- несу, батюшка, несу, несу!

Между тем Артемий Семенович осыпал меня учтивостями и расположился

возле меня на диване. Он был высокого роста, хорошо сложен и глаза имел

быстрые и умные.

- Представьте себе, почтенный друг,- сказал он, скрестив одну ногу на дру-

гую и облокотясь на подушки дивана,- представьте себе, что я этак каждый

день осужден утомляться! Боже мой! что за жизнь, что за жизнь, как подума-

ешь…

- Но позвольте спросить,- заметил я,- для чего вы…

- Для чего? Для здоровья, почтеннейший, для здоровья! Человеку нужен

моцион, вольный воздух, регулярная жизнь. Сильный крик расширяет лег-

кие,- это всякий знает, но никто на это не обращает внимания. Когда вы у ме-

ня несколько поживете, мы будем вместе бегать в саду и кричать: вы увидите,

как это полезно.

- Покорно благодарю,- сказал я,- но мне никак нельзя остаться у вас долее

завтрашнего дня; я так спешу…

- Пустое, почтеннейший, пустое! Мне еще нужно обо многом с вами потол-

ковать. Вот, например, что вы скажете об этом?

Тут Артемий Семенович отворил большой шкаф и стал вынимать из него

какие-то запыленные модели, похожие на то необыкновенное здание, которое

я видел на холме возле дома. По мере того как он вынимал эти модели, он

ставил их на стол под ранжир и вскоре совсем его загромоздил.

- Что это такое? - спросил я.

- А как бы вы думали? - сказал Артемий Семенович.

- Мельница?

- Как бы не так!

Тут вошел Трепетинский с какими-то наливками; увидел модели, вздохнул

и печально покачал головою.

- Это, сударь мой,- продолжал с довольным видом Артемий Семенович,-

это, сударь мой, коли вы слыхали, все разные перпетуум мобиле!

Я не мог утерпеть, чтоб не улыбнуться.

- Мне кажется,- сказал я,- что перпетуум мобиле значит вечное движение; а

модели ваши стоят неподвижно.

- Вот то-то и штука,- отвечал Артемий Семенович, нисколько не смешав-

шись,- они стоят неподвижно, потому что я еще не отыскал для них удобного

движителя; но дайте срок, у меня здесь (он ударил себя по лбу), у меня здесь

сидит такая выдумка, о которой вскоре заговорят в Европе! A propos1, «вы со-

чинитель»?

- Нет, я живописец.

1Кстати (фр.).

- Живописец! - вскричал радостно Артемий Семенович. - Пойдемте со

мною.

Он схватил меня за руку и потащил в другую половину дома. Она была уб-

рана прекраснейшими картинами италианской и фламандской школы. Арте-

мий Семенович начал говорить о живописи, и я был удивлен его здравым

суждением и глубокими познаниями Он говорил с жаром истинного любите-

ля; но заключение его разговора меня удивило.

- Все это, однако,- сказал он,- дрянь в сравнении с механикой! Я вам сейчас

покажу изобретенную мною водоочистительную машину.

Он схватил меня за руку и опять потащил за собою.

- Посмотрите,- сказал он, подымая крышу машины,- посмотрите, какая в

ней грязная вода. Я нарочно велел влить в нее воды погрязнее. Теперь смот-

рите, какая выйдет вода из крана: кристалл, чистый кристалл!

Он повернул кран, но из него выбежала такая же грязная вода, какая была в

машине.

- Это ничего,- сказал Артемий Семенович,- если ее раза два процедить, она

будет совершенный кристалл! Но не хотите ли посмотреть на мой вертел?

Мы пошли в кухню. Какие-то колеса и шестерни сцеплялись вместе и за-

нимали почти всю комнату. Три человека с большим трудом вертели огром-

ный цилиндр и приводили в движение железный прут, на котором перед ог-

нем жарился цыпленок.

- Каково? - сказал хозяин дома, потирая руки.

- Кажется,- заметил я,- механизм немного сложен. Этим бедным поварен-

кам, должно быть, несколько тяжело!

- Помилуйте! тем лучше, что тяжело. Моцион, почтеннейший, моцион! О!

у меня ничего не забыто, одно истекает из другого. А посмотрите-ка сюда:

пока цыпленок жарится, здесь сбивается масло, а тут рубится зелень. У меня

на риге есть веялка, которая вместе и веялка и орган! Но это еще ничего; пой-

демте-ка в мою спальню. Что, вы думаете, это такое?

- Треугольная шляпа?

- Совсем нет: рукомойник! А это?

- Скрыпка.

- Как бы не так! Это дорожный ящик с бритвами. А это?

- Пистолет.

- Хорош пистолет! Это чернильница, чернильница, милостивый государь,

чернильница!

Артемий Семенович еще много показывал мне предметов вроде скрыпки и

рукомойника. Когда подали ужин, он наскоро надел парик и шитый кафтан и

сел со мною за стол. Не знаю, вся ли его кухонная посуда была устроена вро-

де вертела, но ужин показался мне отличным. Артемий Семенович был очень

веселого нрава. Он много в своей жизни читал; знал несколько иностранных

языков, и разговор его, когда он касался механики, был как нельзя более за-

нимателен.

Мы расстались уже поздно. Отведенная мне комната была чиста и покойна;

белье на постеле тонко и бело; перина раздувалась очень приманчиво; но,

признаюсь, я лег на нее не без боязни: мне казалось, что при первом прикос-

новении она превратится или в воздушный шар, или в какую-нибудь водо-