Артем Гармаш

Как-то недели две спустя после рождества, только оправилась после болезни, пришла Орися с подругами в школу, на собрание драмкружка. Был в школе и Грицько. С тех пор как он стал во главе «Просвиты», ему не один раз приходилось бывать здесь, а значит, и встречаться с Ивгой. Однако отношения их были чисто деловыми. Наедине и словом не перекинулись. И он избегал этого, да и Ивга не делала никаких попыток хотя бы на несколько минут остаться с ним наедине. И это вначале очень радовало Грицька. И почти совершенно успокоило. И все же неожиданное появление Ориси в школе привело его в замешательство. И это, понятно, не осталось не замеченным Орисей. Но еще внимательней присматривалась она к новой учительнице, которую видела впервые. Неизвестно, что именно приметила она тогда в ней, разве что едва ощутимую перемену в ее настроении, после того как кто-то из присутствующих назвал Орисю по имени, и Ивга поняла, что это и есть невеста Грицька, — Орисе и этого было достаточно. Посидев несколько минут, она вышла из класса. Грицько догнал ее в коридоре. «Плохо себя чувствуешь?» — спросил с тревогой. Орися не ответила. Вышла на крыльцо, и Грицько за ней. Когда сходила по ступенькам, Грицько хотел помочь ей — оттолкнула руку. И сказала, бросив гневный взгляд и отчеканивая слова: «Иди прочь! Иди к своей… тифозной вше!» Это и была последняя их встреча и последний разговор.

После этого несколько дней Грицько места себе не находил — омерзительный сам себе за негодный свой поступок в Славгороде. Однако еще одну попытку решился сделать, последнюю попытку поладить с Орисей. Сам пойти к Гармашам, понятно, не мог. Пришлось и на этот раз бить челом Мусию Скоряку. Но только теперь он должен был выступать не в роли свата, как в ту предвоенную осень — не до сватания сейчас! — а как хитромудрый дипломат. Дело неприятное, честно предупредил Грицько: приревновала к новой учительнице. Мусий удивленно пожал плечами: «Такое тебе! Да на кой хрен она тебе сдалась, Галаганова полюбовница!.. Вот глупая девчушка! Или, может…» Грицько заверил, что нет никакого «может». «Ну, смотри мне! — И охотно взялся исправить дело, причем немедленно. — Не успеешь и моток домотать, на, держи клубок, чтоб не томился без дела!» Через какие-нибудь четверть часа Мусий уже и вернулся. И по самому его виду Грицько понял, что тому не удалось ничего добиться. Но расспрашивать при всех не стал, сразу же собрался домой. Мусий проводил его до перелаза и только здесь сказал сердито: «А другой раз выбирай себе за аблаката кого-нибудь помоложе. Старый я уже глазами хлопать, как тот олух. Ты что же мне сбрехал?! А где ж ты ночевал тогда, в Славгороде, по дороге с фронта? Ни у Бондаренко не было, ни у Павла Диденко? Пошел провожать свою кралю, да и загруз в мягких пуховиках!» Вот что рассказала ему Гармашиха давеча наедине. Видно, еще в четырнадцатом году, когда служил в запасном батальоне в Славгороде, любовь с нею закрутил. Переписывался всю войну. «Так зачем же ты сердешной дивчине голову морочил? — кипел гневом Мусий. — Бессовестный ты, парубок!» И Грицько стоял понурившись, не молвя ни слова, не опровергая ни одного обвинения. Да и что он мог бы опровергать? Отдельные мелочи! А какое это имело значение — три года он знался с Ивгой или одну ночь только переспал с ней? Хотя бы даже и спьяна?! Все равно непростительная перед Орисей подлость, которой нет ни искупления, ни прощения.

С тем и ушел от Скоряка. И долго еще потом чувство своей вины и отвращения к себе не покидало его. Пока наконец, после того уже, как сошелся снова с Ивгой, не убедил себя в том, и, конечно, не без ее помощи, что, собственно, если лучше разобраться, если глубже копнуть свою душу, то ничего не то что преступного, а и просто недозволенного во всей той истории его с Ивгой, право же, нет и не было. Разве сердцу прикажешь, кого любить?! А невестой Орися была ему довольно-таки надуманной. Как выяснилось, по-настоящему он ее и не любил никогда. А просто с детских лет, не изведав материнской ласки, будучи всегда обижен лютой мачехой, привязался душой к семье Гармашей, к ласковой тете Катре. А отсюда уж и Орисе в своих детских мечтах нашел, как казалось ему, надлежащее ей место в своем будущем: за жену возьмет ее. А жизнь распорядилась по-своему. И кто знает, возможно, даже к лучшему для всех.