Артем Гармаш

Лишь на десять лет старше Христи и на столько же моложе Христиной матери, а своей сестры, Мария смолоду жила в Славгороде, работала прислугой «за одну», горничной и кухаркой разом, у господ среднего достатка, и только уже перезрелой девицей, не раз до того обжегшись на ненадежных своих «женихах», вышла наконец замуж за немолодого бездетного вдовца, кондуктора пассажирской службы Ивана Петренко. Именно это и объясняло ее уважительное величание мужа по отчеству, но это же было причиной и мужней покорности ей, как жене, перед которой порядком провинился, не оправдав ее надежд на счастливую семейную жизнь: бездетными так и живут вот уж больше десяти лет. И очень страдали от этого оба. Было время, когда даже хотели удочерить племянницу Христю. Но девушка и слышать тогда об этом не хотела. Ведь должна была бы разлучиться, может, и навсегда, со своими родными — родителями и двумя сестричками. Потому что именно тогда отец собирался на переселение в Зеленый Клин. Однако, вернувшись через год из Сибири после смерти отца, а позже из Таврии, где была на заработках, Христя, устроившись на работу на табачную фабрику, жила у них вплоть до своего замужества. Да и после жили в одном дворе, питались даже вместе, живя как одна семья. И только спать расходились по разным квартирам. Свыклись, сроднились. И потому разрыв ее с мужем Петренки восприняли как свою личную драму, и Артем, конечно, понимал это. И настроен был соответственно: о прошлых горестях, причиненных Иваном Лукьяновичем, решил даже не вспоминать. Так и было бы, наверно, если бы Иван Лукьянович, наоборот, не был настроен очень воинственно.

— Так это ты и есть тот самый баламут, — дав минутку гостю освоиться в обстановке, начал хозяин, — что у законных мужей жен отбиваешь?

Артем ответил весьма сдержанно:

— Плохо, видать, вы свою племянницу знаете. Христя не из тех женщин, которую можно у кого-то там отбить. Сама рассудила, сама решила.

— А ты, выходит, ни при чем? Бессовестный ты человек! Мало того, что тогда, в Таврии, свел с ума и бросил. Хорошо, что у дивчины было где голову приклонить. Но и то… кабы не тот же Мегейлик… А нынче снова… Что тебе, девчат да вдовиц мало? Наладилась жизнь у молодки, вернулся муж из плена… Так нет, тебе нужно снова поперек дороги становиться!

Артем нахмурился.

— Ну, это не та тема, чтобы дискуссию с вами разводить. А кроме того, не одной Христи это касается. Есть еще Василько, сынишка. О нем как отец должен я заботиться иль на чужого дядю положиться?

— Бывает, чужой дядя лучше родного бати. Вот и Василька — вырастили бы и воспитали. Не бойся, босяком не пустили бы в свет. А так — кто знает, что из него выйдет. Может, и он пойдет по отцовской дорожке.

— А чем же плоха моя дорожка? — Артем, конечно, понимал, на что тот намекает, но не хотел сразу вдаваться в политику и перевел разговор в иную плоскость: — Слесарь на таком заводе, как «хапезе», это совсем неплохо.

— Да какой же ты слесарь! Был когда-то! А сейчас, рассказывает жена, углем самоварным промышляешь. С мешком по дворам собак дразнишь!

— Это случайная работа. А впрочем, чем она хуже вашей… — На языке у него вертелось и хотел добавить: «Зайцев по вагонам вылавливать!» — но вовремя вспомнил, что не на посиделки пришел, когда бы мог в любую минуту подняться и уйти, а по очень важному делу, и потому сдержался. А хозяин, как видно, по природе был не из разговорчивых. На этом и оборвалась их беседа. Когда хозяйка через несколько минут вошла в комнату, оба сидели молча — каждый занят своим: хозяин в конце стола набивал машинкой гильзы пахучим турецким табаком, явно с черного рынка — кто-нибудь из работниц вынес за пазухой через проходную, — а Артем от нечего делать листал засаленные страницы «Сонника», что, видимо, был настольной книгой в этом доме.

— Дала бы пообедать, так еще обед не готов, — ставя тарелку с едой на стол, сказала хозяйка. — Садись. Чем богаты, тем и рады.

Артем вежливо поблагодарил, но отказался. Во-первых, он не голоден, да и не в гости пришел, а по важному делу.

— И довольно деликатному, — добавил, не найдя более подходящего слова. — Поэтому хотел бы надеяться, что на этот раз разговор останется только между нами.

Женщина поняла намек и в свое оправдание рассказала, как все произошло с Мегейликом. Что он сам узнал еще тогда, как Лиходей прицепился за удостоверение. Но, конечно, полной уверенности у него не было. Вот и пристал потом с расспросами. Что же должна была делать? Изворачиваться, врать? А для чего? Вреда от этого никому никакого. А польза, может, и будет. Какая? Ведь теперь, когда уже знает, что ты живой, может, оставит надежду на то, что Христя все же вернется к нему.

— Ну и что же тут хорошего? — хмуро глянул на жену Иван Лукьянович.

Она досадливо пожала плечами.