Артем Гармаш

Ну что ж, к этому шло. Оно и к лучшему. Чем работать на мачехиных детей, уж, конечно, лучше на себя, на своих детей. Так тому и быть. За зиму лес подготовит на хату, чтобы с весны строить начать. На отцовской усадьбе негде другую хату ставить, придется в Ракитном. Непривычно, пожалуй, будет после села на хуторе жить. Ну, да не один ведь, с Орисей! А недаром и в песне поется: «Хоч у полі під вербою, аби серце із тобою!» Выросли, наверное, за эти годы вербы да тополя возле криницы. И вишни, наверно, уже родят… Да и потом — не такое там и безлюдье, хат десяток уже есть. Будет с кем вечерком и с цигаркой посидеть, о жизни потолковать. И до села не такая уж даль — две версты. До хутора Чумаковки и того меньше. А главное — под боком вся земля твоя. И такое раздолье! Куда ни глянь, как море плещутся хлеба…

Грицько так замечтался, что забыл, где находится. И вдруг вздрогнул — кто-то хлопнул его по плечу.

— Грицько? Ты что ж, выходит, не уехал?

— Как видишь, — ответил Саранчук, с неудовольствием глядя на Павла, который так внезапно прервал его мечты.

— Да, вижу. — Диденко прищурил глаз. — А ты же на вокзал торопился!

— Долго рассказывать.

— И не нужно. Знаю. — Диденко понизил голос до шепота: — Ой, и ловелас же ты, Грицько!

— Ты это про что?

— Даже завидую тебе.

Саранчук удивленно пожал плечами.

— Чему завидуешь?

— Все знаю. Из первоисточника. — Он взял Саранчука под руку и повел его по коридору. — Только что виделся с ней. Да что ты притворяешься, будто до сих пор не догадался? С Ивгой Мокроус. Заведующая книжным магазином.

Грицько остановился:

— А что, она очень сердится?

Сбитый с толку этим вопросом, Диденко удивленно смотрел на Грицька. И сразу же вспомнил нервное возбуждение Ивги Семеновны во время их разговора.

— А отчего бы ей на тебя сердиться?

Грицько промолчал.

— Что-то не заметно. Наоборот, весьма благожелательно вспоминала тебя. Привет просила передать. Ох, и Грицько ж! Ну, а сюда как ты попал?

— С Бондаренко.

— Вот как! — сразу нахмурился Диденко. Усмешка скривила его губы. — Все-таки собираешься породниться с ними? — Несколько шагов он шел молча, с той же кривой усмешкой, застывшей на губах. И вдруг снова: — Стало быть, хочешь породниться? Несмотря даже на то…

— На что? — насторожился Саранчук.

— А может, это просто бабьи сплетни. Про Орину болтают глупости всякие. Не хочу уподобляться… — И, чтоб не дать Грицьку опомниться и избежать его расспросов, тотчас же заторопился.

— Да куда же ты? Подожди!

— На фракцию нужно. И так опоздал. После собрания поговорим подробнее. — И исчез в толпе.

XII

Добрый час еще прошел, пока наконец зазвенел звонок и народ повалил из коридора в зал. И весь этот час Саранчук как неприкаянный бродил по коридору. Больше всего он злился на самого себя. Такой болван! Не мог задержать и разузнать сразу. А теперь от назойливых мыслей голова трещит! Все время с нетерпением ждал начала. И когда народ хлынул в зал, пошел и он следом. Остановился в дверях, поискал глазами Диденко. Увидел наконец. Тот стоял в одном из передних рядов, лицом к Саранчуку, и жестами звал его к себе. Грицько прошел туда, сел рядом на свободное место и, чтобы скрыть от Павла свое волнение, спросил с притворным равнодушием:

— Должно быть, за полночь затянется собрание?

— Нет, не затянется, — с уверенностью ответил Диденко. — Мы тоже не лыком шиты. — Потом, наклонившись к его уху, добавил таинственно: — Тут у меня такой фитиль для них приготовлен! Сами рады не будут, что заварили кашу.

«А что это?» — не разобравшись в самом значении слова «фитиль», хотел было спросить Саранчук, но в этот момент к столу президиума подошел Бондаренко и с ним военный. Грицько поинтересовался:

— А тот, второй, кто?

— Гудзий, — коротко кинул Павло. И уже после паузы, сообразив, что Саранчуку это имя ничего не говорит, добавил: — Председатель Совета солдатских депутатов.

— Постой, постой! Гудзий? Это не из тех ли Гудзиев, у которых хутор возле Глубокой Долины?

— Не знаю. Он работал агрономом в земстве. Наш, украинский эсер.

— Тсс! — повернулся к ним с переднего ряда рыжий солдат и забегал глазами по залу. Потом поднялся, крикнул во весь голос: — Тише!

Шум в зале постепенно стал утихать. И когда стихло совсем, Бондаренко объявил объединенное заседание обоих Советов открытым и для ведения заседания предложил избрать председателя, заместителя и секретаря.

— Гудзий! — не дав Бондаренко даже закончить фразу, выкрикнул рыжий солдат.

Несколько голосов в зале отозвались эхом:

— Гудзий! Гудзий!

— Бондаренко! — прогудел кто-то густым басом.

Потом назвали еще несколько имен. И началось голосование. Но сперва, чтобы подсчитать голоса, от основных фракций выделены были счетчики, они разошлись между рядами парами.

— Тю! — не утерпел Саранчук. — Это так не верят друг другу?

— А ты что хотел? — выговорил Диденко. — Борьба! Не на жизнь, а на смерть. Все способы годятся. Хорошо еще, если до потасовки дело не дойдет.

— Неужели и так бывает?

— А ты думал!