— Дальше не иди, тебя не пропустят, — я напоследок снова горячо обняла Вэрта, и он крепко сжал меня своими руками, вдыхая мой аромат. Он всегда говорил, что я пахну чудом. Кто знает, может он и прав…
— Ну все… я пошла.
С трудом оторвавшись от него и словно покидая свою тихую гавань безопасности и принятия, я пошла к воротам, а вслед мне понеслось:
— Эй, Алексия, — я обернулась к нему с улыбкой, волосы лезли в глаза. — Наподдай там своему директору!
Радостно проорал мне мой любимый демон, я в ответ только и смогла, что укорить его возгласом: «Вэрт!», он расхохотался и тут по законам подлости и жанра, за моей спиной раздался тягучий мужской баритон:
— Майорс, что тут происходит?
По телу сразу пронеслись тонны мурашек, волосы встали дыбом, а сердцу захотелось остановиться. Заранее. Я обернулась к мистеру Д’армэ.
— Здравствуйте…
— Кто это? — Его взгляд темных глаз остановился на фигурке уже удаляющегося Вэрта.
— Э… мой брат… про которого я говорила.
— Странно, что он не проводит этот день со своей новоиспечённой женой, а с вами.
— Ммм… — неопределённо выдала я и потом под его приподнятыми бровями сдалась. — Свадьба сорвалась…
— Я так понимаю не без вашего участия.
Вообще это была наглая ложь, но я покраснела так, что казалось загорюсь от этого, и это было куда более красноречивым ответом.
— Я не удивлён даже.
С этими словами мистер Д’армэ покинул меня, оставляя и дальше наслаждаться учащённым сердцебиением и горящими щеками.
Глава 9
Моя свадьба
Так вернулись мои будни, которые не прервались даже на время празднования Рождения Мира, потому что мистер Д’армэ частенько напоминал, что времени осталось всего полгода до окончания шестого года обучения и этого катастрофически мало, чтобы сделать из нас что-то стоящее. Так что перед Рождением я связалась с Вэртом, а потом с деревней ло-укков и после короткого разговора распахнула шторы, чтобы наблюдать таинство Рождения. Я открыла окно, ёжась от ночной прохлады, и выглянула туда, отмечая, что я не одна такая, почти все окна рядом были открыты и там виднелись головы студентов, обращённые на небо.
Ночь уже вступила в свои права, окутав город тьмой и заполнив собой все пространство вокруг, на небе сияли яркие колючие звезды, а потом словно по мановению волшебства по очереди появились три луны. Я как заворожённая и будто бы в первый раз наслаждалась этим танцем на небе, представляя сколько людей сейчас по всему миру на всех трёх континентах стоит, запрокинув голову и вглядываясь в яркие луны и сияние звёзд, все усиливающееся с каждой минутой. Эта ночь была особенной, всего одна ночь в году, когда мир всю свою мощь пускает на последний рывок. Рывок перед смертью, приковывающий к себе миллионы глаз. Эта ночь делала всех нас равными, потому что мир умирал, а в смерти все равны. Кто бы сейчас где не находился и каким бы ни был, счастливым или одиноким, семьянином или холостяком, богатым или бедным, знатным или нет, он мог просто стоять и наблюдать за небом, не в силах пошевелиться или как-то повлиять на ход событий.
Я вздохнула, мне всегда было грустно в этот момент. Мир умирал. Все было правильно, ведь прежде, чем родиться — надо умереть. И сейчас мир, показав всю свою мощь, гасил свои огни: звезды, зажёгшиеся всего пару минут назад и светившие, словно тысячи фонарей, сейчас гасли, будто бы их гасил фонарщик поутру — вот уже нет четверти огней, половины, ещё больше, ещё. Вот на небе остались лишь три луны… две. Одна. Мир погрузился во тьму. Вечную тьму. Вечную загадку. В такой тьме не видно ничего, как ни подноси руки к глазам — ты ничего не увидишь, какие ни зажигай лампы или свечи — ты ничего не заметишь. Мира не существовало, и нас в этом мире — тоже.
Я наощупь опустилась вниз и легла на пол, подложив под голову подушку, специально приготовленную. Тьма нагоняла тоску, я все вглядывалась в неё, пытаясь поймать этот момент, когда уже всё, когда мир снова оживёт и засияет красками. Слезы как-то сами собой выступили на глазах, и хотя я не любила плакать лёжа, потому что слезы затекали в волосы, щекотали шею и попадали в уши, я все равно не могла даже сдвинуться с места. Сейчас мне казалось, что ничего не существует, ничего и никого, кроме меня. Одиночество и жалость к себе пронзили меня, буквально выворачивая наизнанку. Проблемы с Вэртом были решены, директор не так уж слишком мучал меня, следующей проблемой на повестке дня — моя собственная свадьба, до которой оставалось какие-то то там два месяца. Так мало и так много. Я боялась этой даты, я переживала, не знала, как об этом думать и что делать.