Артефакт

– Те самые, которые ты из сейфа помыл, – спокойно пояснил Гельман. – Думал, я тебя не найду?

– А я что, прятался?.. Михалыч, я тебе точно говорю, ты спятил! Какой сейф? Какие деньги?

Он покачал головой и взглянул на капитана. Тот махнул рукой кому-то, кто был вне поля моего зрения, поскольку я лежал на боку. У меня за спиной послышались шаги. Я напрягся, и не зря: этот невидимый «кто-то» с лету вбил мне в ребра свой тяжелый ботинок, словно посылая мяч в ворота. Вероятно, он был неодинок в любви к футболу, потому что удары тут же посыпались на меня градом. Подключился и капитан Смолин: он начал обрабатывать меня анфас, тщательно выбирая уязвимые места.

Нельзя сказать, что меня часто били в этой жизни. Если откровенно, чаще бил я, поскольку прилично владел вопросом. В каком-то смысле, я даже стал профессионалом и неплохо зарабатывал на умении «обращаться» с людьми… но чтобы так нагло злоупотреблять своим положением (вернее, чужим), как эти легавые… Они просто выводили меня из себя…

Говорят, злость плохой помощник. Однако только она дала мне силы молча дождаться окончания процедуры.

– Стоп, – сказал наконец Гельман. – Пока хватит. Ну как, Валя, ты мне что-нибудь скажешь?

– Скажу… – сплюнул я кровь на гравий. – Я твоих денег не брал… Но если ты, сука, не прекратишь и не попробуешь разобраться по-человечески… я тебя убью.

– А ты выжить, что ли, надеешься? – усмехнулся он. – Валя, да за те деньги, что ты взял, такого, как ты, можно убить раз триста. Сам-то подумай… Так что напрасно ты надеешься. Хотя… Если прямо сейчас честно скажешь, где они, – я еще могу о чем-то таком поразмышлять… Ну…

– Давай так… – предложил я, старательно сдерживая кипящую во мне злость – теперь уж она точно не была мне помощницей, – мы с тобой десять минут говорим как люди. Безо всей этой херни и мордобоя. Просто: ты задаешь вопросы, и я задаю вопросы. Я отвечаю, и ты отвечаешь. Если после такой беседы у тебя еще вопросы останутся – делай со мной что хочешь.

Он задумался. Кажется, я его зацепил. Гельман ведь был далеко не дурак – психологию в университете изучал, прежде чем в гэбэшники податься…

– Ладно, – сказал он, – десять минут роли не сыграют… Развяжите его, никуда не денется.

Меня подняли на ноги и размотали на мне скотч. Оставили только на ногах.

– Браслеты снимать? – спросил Смолин.

– Сними, – благодушно позволил Гельман.

Капитан расстегнул наручники, и я принялся массировать кисти рук, восстанавливая кровообращение.

– Пойдем, – сказал Гельман, направившись в сторону небольшой деревянной беседки, увитой плющом, – там стояли круглый стол и несколько плетеных кресел. Несмотря на преклонный возраст, походка у Гельмана оставалась легкой, он постоянно поддерживал форму. Молодец, ничего не скажешь… А вот мне пришлось скакать за ним со связанными ногами, так что достоинства в моей походке было немного. По пути я успел оглядеться по сторонам. Мы и в самом деле были за городом. Добротный новенький коттедж из калиброванного бруса на каменном цоколе стоял посреди соснового бора. Гараж, в котором меня хранили в упакованном виде последние несколько часов, находился в цоколе дома. За высоким кирпичным забором, к воротам которого вела гравиевая дорожка, пространство светлело и ширилось. Я видел в той стороне только небо, но, по всей вероятности, за забором скрывался какой-нибудь водоем – река или озеро…

– Ну, я тебя внимательно слушаю, – сказал Гельман, когда мы устроились в креслах друг напротив друга.

– Можно сигаретку? – попросил я.

Гельман посмотрел на Смолина. Тот протянул мне сигарету и дал прикурить: надо же, как Мыхалыч его вымуштровал…

– Почему ты думаешь, что я украл эти деньги? – задал я первый вопрос согласно нашему паритетному договору. Наверно, это было не самое оригинальное начало, и я сильно рисковал утратить завоеванные позиции, но этот вопрос казался мне ключевым.

Гельман помолчал. Он явно ожидал услышать нечто более весомое, и его честолюбие профессионального психолога было уязвлено. Кажется, мой проницательный шеф уже пожалел о том, что пошел у меня на поводу… Но договор есть договор, и он смирился.

– О деньгах знали четыре человека, включая тебя. Но ты – единственный, кто мог их украсть. Остальные вне подозрений, – категорично заявил Гельман и замолчал, ожидая реплики с моей стороны.

А что я мог ответить? Я не имел ни малейшего понятия, о чем он говорит! О каких деньгах хотя бы?… Однако я прекрасно понимал, вернее, ощущал кожей, что стоит мне заикнуться о своем неведении (я ведь уже пробовал), и наш договор рухнет… Гельман определенно был уверен, что мне прекрасно известны все детали. Я зацепил его любопытство и заставил сомневаться только потому, что повел себя не совсем ожидаемо. Он ведь достаточно хорошо знал меня и вряд ли видел во мне хорошего актера. Наверное, именно поэтому он и допустил мысль, что я не прикидываюсь. Однако этого явно было мало. Чтобы убедить Гельмана в моей невиновности, мне необходимо было выложить перед ним неоспоримые факты.