Арт-Кафе

– Да? А я думала наоборот. А он прикинь: мужик такой правильный, все делает так, как должно быть. Ну что в смысле – все по правилам. Например, он только сам моет посуду, так как она должна быть идеально чистой. Сам гладит рубашки, ибо никто лучше него это сделать не сможет. Вообще педант, и прикинь, такая жена, которая спокойно с ним едет в метро из театра, где предварительно напилась. Мы там все вместе были.

– Значит, она вполне спокойна за себя – мужчина надежный, обстоятельный, довезет в лучшем виде, под забором не бросит.

– Короче она меня и всех знакомых пригласила в театр отпраздновать там свой день рожденья – билеты за ее счет. Сначала мы там в скверике попраздновали, потом – в антракте. Потом опять в скверике. Причем вино они принесли в больших бутылках из-под колы.

– Какие умники!

– Ну, в общем, так: люди едут из театра, да еще и со дня рожденья одновременно, прикинь? Он – в парадном костюме, а она – в вечернем экстравагантном платье. При этом он достаточно экономный, поэтому поехали из театра на метро, не на такси. Он такой педант, выглаженный весь, а с ним совершенно в жопу пьяная баба, которая через пару станций достает пакетик и начинает в него громко блевать.

– Класс! – восхитился я, представив ситуацию. – В таком состоянии в метро могли и не пустить!

– Причем девушка креативная, не так чтобы красавица, но она всегда обращает на себя внимание. Волосы в ярко-рыжий цвет выкрашены, какой-нибудь невообразимый наряд, не молодежный, но очень стильный, и обычно яркие большие украшения.

– Да, со вкусом женщина, – сказал я, чтобы хоть что-нибудь сказать.

По большому счету, все кухонные разговоры сводятся к осознанию факта собственной несостоятельности, невозможности что-либо изменить. Чужую беду – руками разведу. Моя жизнь и чужая – две непересекающиеся параллельные прямые. Да и по большому счету все, что мы тут говорим – это тот же бокал алкоголического напитка, который сначала оживляет, а потом вгоняет в серую тоску.

– У меня проблема, – сказал я, когда моя девушка исчерпала резерв новостей, и готовых к окучиванию тем.

– Да? – Стелла вскинула не меня удивленный взгляд. – Я что-то не заметила.

– Это не та проблема, о которой говорят в рекламе средств от импотенции. На том острове со мной что-то произошло… Я там резко одичал и отощал на местных кормежках, – продолжал я жаловался несчастным голосом. – Да и работа способствовала суровому образу жизни. Кстати, надо бы найти моего предшественника, он же явно знает больше меня, да и проторчал на том маяке сильно дольше.

– Надо. А похудел – не потолстел, тебе на пользу. Хорошо выглядишь. Вот если бы разжирел и в дверь перестал пролезать, вот тогда точно возникла бы проблема. Знаешь, когда-то, когда я была на стажировке в Германии, то поправилась там за три месяца на пять кэгэ! Причем такая картина наблюдалась у всей нашей группы, а не только у меня. Устояли только двое, да и то влюбленная парочка…

– Стоп, ты была в Германии? А на стажировке, вы там что делали? Изучали философию Гегеля и Фейербаха на языке подлинника?

– Да не то, чтобы. Как правило, больше дурью маялись. Но и работали, конечно. В местном университете разбирали архивы, возвращенные из России. Их наши военные после Второй Мировой захватили в качестве «контрибуции», а что дальше делать с ними, никто не знал. И вот недавно вернули немцам, а мы вот помогали приводить в порядок. И зачем им все эти книги? Именно в Германии я поняла, что везде читают мало и обходятся минимальным набором слов. Особенно дети и молодежь. Наш сосед сверху, учитель из Канады, рассказывал о необычной форме работы с начальными школьниками – ночь в библиотеке. Вечером родители приводят детей, снабдив их едой и спальниками, и оставляют на ночь в читальном зале.

– По-моему, такая форма обучения только в начальной школе и возможна… А жили вы где? В какой-нибудь общаге?