Арсик

Она отрезала от головки кусочек, и мы стали его есть. Мы ели и плакали. Лук был сочный, сладкий, чешуйки – толщиной с палец.

– Лук это побочный эффект от той же идеи, – сказал Арсик.

– Ладно. Хватит морочить мне голову! – сказал я. – Объясни, как ты это делаешь? Что за идея? Может быть, я способен понять?

Арсик оценивающе посмотрел на меня. Вообще-то я пошутил, когда произнес последние слова. Но тут внезапно меня охватило сомнение. А вдруг я не способен? Уже не способен или еще не способен? Раньше я полагал, что способен понять все.

– Это началось с очень простых размышлений, – начал Арсик. – Я думал о живописи и музыке. Что, по-твоему, больше действует?

– Музыка, – не задумываясь, ответил я.

– А между тем слухом мы воспринимаем значительно меньшую часть информации о мире, чем зрением. Я подумал, что музыка света и красок, которую ищут художники, еще очень несовершенна. Вернее, мы не умеем воспринимать ее как обычную музыку… Ты заметил, что слушая музыку, мы всегда подпеваем ей внутри, как бы помогаем. Мы сами в некотором смысле рождаем ее… Вот почему известные, много раз слышанные сочинения не перестают действовать. Даже сильнее действуют! С живописью не так. Мы не участвуем в процессе рождения красок и оттенков. Мы каждый раз наблюдаем результат… Я просто подумал, что эмоциональное воздействие света и цвета может быть гораздо сильнее, чем действие музыки. И я не ошибся, – грустно закончил Арсик.

– Дальше, – потребовал я. – Мне не ясна цель.

– Во всем ты ищешь цели! – в сердцах сказал Арсик. – Цель науки и искусства одна – сделать человека счастливым.

– Но они делают это по-разному.

– И плохо, что по-разному. Плохо, что мы, физики, не мечтаем воздействовать на человека впрямую. Печемся только о материальном мире вокруг. Больше, быстрее, громче, дальше, эффективнее, вкуснее, богаче, еще богаче, еще сытнее, чтобы всего было навалом! Вот, в сущности, чем мы занимаемся. А почему не добрее, честнее, душевнее, радостнее, совестливее?… Объясни.

Я не смог сразу объяснить. Мне казалось, что это и так понятно. Арсику было непонятно. Этим он отличался. Я сказал, что прогресс науки и техники в конечном итоге делает человека счастливее и добрее. Арсик только рассмеялся.

– А вот и нет! – сказал он. – Мы сейчас ели счастливый лук. Он таким вырос не потому, что было больше света и тепла. Ему было свободнее и радостнее расти.

– Потому что было больше света, тепла и удобрений, – упрямо сказал я.

– Ничего ты не понял, – сказал Арсик. – Потому что он захотел таким вырасти и получил тот свет, который был ему нужен. Для его души.

Затем Арсик вкратце объяснил техническую сторону дела. Было видно, что она его не очень интересует. Фильтры, световоды, обратная связь через биотоки и прочее. Он сам многого не понимал.

– Меня одно мучает, – сказал Арсик. – Свет способен пробуждать любовь, обнажать чувства, делать честнее, освобождать совесть. Но становлюсь ли я при этом счастливым? Я что-то не заметил. Зато жить гораздо труднее стало…

– А ты хотел быть всем довольным? – спросила жена. – Тогда не смотри на свои картинки, не слушай музыку, не люби, не думай. Ешь и спи.

– Да-да! – встрепенулся Арсик. – Нужно выяснить с определенностью: что же такое счастье?

– Долго действует твой свет? – спросил я.

– Когда как. Это зависит от человека… Но интересно, что хочется еще и еще. Заразная вещь! – сказал Арсик.

Вскоре он ушел. На столе лежала голова лука с отрезанным бочком. Я смотрел на нее и думал. Было трудно рассчитать все последствия эксперимента Арсика. А вдруг этот свет влияет не только на душу человека, но и на более материальные вещи? На физиологию, например? На рост организма?… Я подумал об акселерации, о пятнадцатилетних школьниках, которые почти все, включая девочек, выше меня. Может быть, причина акселерации в том, что они свободнее нас и честнее смотрят на мир?

И мне представилась наша Земля, населенная добрыми и умными великанами, которым будет не повернуться в наших маленьких домишках, в квартирах, в тесных автобусах. В каждом детском саду, в каждой школе будут стоять красивые приборы Арсика с окулярами. «А сейчас, дети, у нас будет урок совести…» И все смотрят в окуляры, цвета переливаются, разноцветные радуги выстраиваются в глазах…

А про нас будут говорить так: раньше на Земле жили маленькие люди, которые не умели быть счастливыми.

Я решил принять участие в эксперименте. В конце концов я руководитель лаборатории и должен отвечать за все. А Катя и Шурочка пусть пока отдохнут. Я хотел сам убедиться в свойствах Арсикового света.