Голубая линза опрокинулась в горизонталь, растянулась в поперечнике метров до трех и начала медленно проворачиваться вокруг условной оси. Из плоской проекции замысловато-фигурными вздутиями стали вырастать жилые и функциональные небоскребы. В промежутках между ними прорисовывались более мелкие детали пейзажа: посадочные площадки и многоярусные «этажерки» общественных и приватных парковок; эстакады реактивных подвесных поездов; разнообразные башни всевозможных ретрансляторов и энергосиловых установок; и, конечно же, восьмигранные соты системы регенерации атмосферного кислорода, эти громоздкие махины, которые вечно не поспевают восполнять потери столь дефицитного газа, жизненно необходимого органической части населения… Весь этот милый взору компоноида техноландшафт снизу доверху исполосовывали пунктиры маячных бакенов – подобно гирляндам, витиеватыми вереницами ярких разноцветных огней висели они в задымленной атмосфере, очерчивая обочины воздушных автотрасс.
Разрешающая способность датчиков рецепторных комплексов – органов чувств киберсущности расы «Мегостраж» – позволяла разглядеть любой объект размерами свыше полутора микронов. Рассмотреть в деталях и подробностях, через слои копоти, грязи и пыли, с дистанции в три дюжины километров от условной поверхности. Именно условной, потому что «уровнем моря» планеты Ёж (покрытый супервысотными зданиями, с орбиты Гибсонленд напоминал грязно-серый шар, утыканный колючками) считался нулевой этаж наиболее крупных сооружений – локальных ратуш. Ибо грунт, почва, природная поверхность планеты была давно и надежно похоронена под толстенным слоеным покрывалом искусственных оболочек, и увидеть натуральный цвет
Кроме единственного на весь Ёж археологического музея, имелась еще одна историческая достопримечательность. В нольстосемьдесятшестом-точка-тристапятьдесятчетвертом локале северного полушария сохранилась единственная на весь мир площадь. Некогда в этом месте была посадочная площадка, еще до того, как потомки первопоселенцев возвели орбитальные порты. Нынче здесь на вечном приколе стоял допотопный боевой звездолет. Если верить бронзовой табличке на металлопластовом постаменте, именно этот фрегат, в бою захваченный у имперцев, десантировал первых лухриманских повстанцев. Героев, которые освободили планету от ненавистного имперского ига. Уныло торчал этот славный ветеран космических баталий среди техногенных джунглей современной цивилизации. Вообще повстанческий звездолет похож был скорее на бугристую коническую кучку дерьма, а не на космический корабль. Из-за того, что внешняя оболочка пропитавшей его консервационной среды (благодаря которой раритет сохранялся в полной исправности) была вся покрыта коркой закоксовавшихся грязи, пыли и копоти. Они тысячециклиями сыпались на боевой фрегат с транспортных средств, что проносились мимо круглые сутки напролет.
И если бы не дань, которую отдавали так называемой Истории сентиментальные органоиды, на этом месте давным-давно уже высился бы небоскреб, километров этак дюжину ростом – поскольку свободного места на планете практически не оставалось. Границы городов спокон веку стерлись, явно выраженная «сельская местность» исчезла еще раньше. Если бы какой-нибудь турист спросил у местных жителей, сколько стоит квадратный метр открытой территории, то на него посмотрели бы как на полного идиота. И все же старый корабль, вместе со своим постаментом и площадью,
Этот антикварный экспонат, равно как и все прочие пейзажи локального района, наверняка намозолили оператору глаза. За три с половиной-то цикла работы на этом посту! Орг явно был твердокаменно уверен: во всем участке, вверенном его ревностному попечению, уже не отыскать предмета, который он не осмотрел бы под любым возможным углом несколько сотен раз как минимум. Вновь и вновь, на протяжении всей шестичасовой смены, монотонное созерцание. В бесплодном ожидании хоть какого-нибудь намека на политическую оппозицию, хоть какого-нибудь зарождающегося волнения, хоть какого-нибудь незаконного вторжения гипотетических мятежников в систему или на худой конец перестрелки уголовников. Хоть чего-нибудь!
Но все было как всегда. Прежнее, до тошноты, отвратительно ТИХОЕ. СПОКОЙНОЕ. БЕЗ ИЗМЕНЕНИЙ.
И оператор сходил с ума от скуки.
Иначе зачем бы это он выдал:
– А покажи-ка мне что-нибудь интересненькое, крошка Меган!
Неимоверную такую глупость, кошмарную. ПЕРЛ.