Она видела горы безжизненных искореженных тел на Поле Отцов, видела сожженных рыбаков – и взрослых, и детей – в поселке на берегу Кипяточки, где прожила почти всю жизнь. Да, в конце концов, она вошла в город в сопровождении мертвых воинов, поэтому думала, что никакая смерть уже никогда не сможет поразить ее. Как же Ларисса ошибалась!..
С содроганием она смотрела на тысячи тел в разной стадии разложения, над которыми с оглушительным гудением вились облака насекомых. Тут и там среди трупов извивались гигантскими червями «корни» Родда.
И еще птеры… Их было так много, что, казалось, все крыши и все стены зданий, окружающих центральную площадь Моса, были в несколько слоев покрыты черными хитиновыми телами, которые постоянно двигались, копошились и скрежетали. Еще больше птеров парило над городом, ожидая, когда можно будет упасть на беззащитную добычу внизу. Почти все они были перемазаны свежей и запекшейся человеческой кровью, у многих к лапам и жвалам прилипли кусочки плоти, за кем-то волочились гроздья кишок.
Лариссу замутило от этого зрелища, зато Траст смотрел на побоище чуть ли не с восторгом, глаза его горели, на щеках выступил румянец, он нервно облизывал губы и даже вспотел от возбуждения. Из-за перемены, случившейся с ее верным толстым другом – мысленно, так, чтобы он
Однако сделай она хоть шаг к ним навстречу, хоть полшажочка, просто обозначь она такое намерение, только допусти такую мысль – и ее уже ничто не смогло бы остановить. Ее бы понесло к ним! Она бы шла по трупам себе подобных, и птеры щупали бы ее своими лапами, трогали бы жвалами, подставляли бы черные бока, чтобы она погладила и приласкала. И она растворилась бы в их простых желаниях и больше не ощущала бы желаний своих – и перестала бы быть собой.
Но она не поддалась.
Не шагнула.
Не допустила.
– Колдун поедает трупы, я чувствую это, – сказал Траст, тронув Лариссу за плечо и тем самым вырвав ее из мрачных видений и ослабив ее связь с падальщиками. – И насыщаясь, это чудовище становится сильнее. Надо побыстрее найти Зила! Еще немного – и никто из нас не выберется из Моса, сколько ни натирай себе под носом мазью!..
Мазь, которую Лариссе дал Майдас, ее приемный отец, отпугивала всех существ, которыми Родд управлял с помощью тонжерра, но над теми, кто совершал поступки по собственному усмотрению или же добровольно выполняя чужие приказы, мазь была не властна. Если нет в существе пахнущего тиной и розами тонжерра, то чудодейственной мятой, растущей у кромки воды, его не отпугнуть. С крыш домов, окружающих площадь, из окон, из-за спин рабов Родда, послушно ждущих своей очереди на заклание, в Траста и Лариссу – целились, несомненно, в них – полетели ножи и вилки, булыжные камни и глиняные бутылки, кувшины и прочее увесистое и острое, чем можно причинить увечье и даже убить. Многое просто не долетало, а что все-таки оказывалось рядом с некромантом и его спутницей, попадало в их охрану – в окружающих парочку мертвых воинов. И все же каждый предмет, угодивший в грудь охраннику-мертвецу, сопровождался криками ликования, хотя настоящая цель так ни разу и не была поражена.
– Дети цветов, – безошибочно определила Ларисса тех, кто на них напал. – Ученики Родда, его верные послушники.
– Сколько же их тут… – Траст покачал головой, сомневаясь в ее выводе. – В пещере Родда было несколько десятков, от силы сотня, а тут – больше тысячи.
Из всех окон домов у площади торчали детские головы. На крышах среди хищных птеров, а то и вовсе по хитиновым панцирям бесстрашно бегали фигурки, поросшие цветами, – и летели вниз булыжники, куски черепицы, строительный мусор. Один булыжник угодил-таки Трасту в плечо. Рыжий стиснул зубы и сделал вид, что ничего страшного не случилось, но все же на миг он ослабил барьер, который они оба все чаще выставляли между друг другом и который научились делать все толще и все непроницаемей, и тогда Ларисса отчетливо, будто это ее ударило, почувствовала пронзившую Траста боль.
Девушка рассвирепела и потеряла над собой контроль.