Нарастить мощь… «Корни» Родда пронзили тысячи трупов в разной стадии разложения, чтобы извлечь из них нужные питательные вещества, которые сделают тело Родда еще сильнее и помогут развить его особые способности. Чем больше разлагающихся тел служит подкормкой, тем ему лучше.
Ну вот почему «корни» не успели схватить двоих чистокровных с прозрачными масками на ублюдочных рожах?! Родда всего затрясло от ненависти к лопоухому уроду, сумевшему его обставить. Он даже подумал, а не отключить ли ему блок эмоций, не мешает ли ему злоба принимать верные решения? И решил не отключать. Если ничего не чувствовать, пропадает всякое желание хоть что-то делать. Живое существо без чувств – все равно что кусок мяса, будто труп, оно ничем не отличается от той разлагающейся плоти, которая питает Родда.
Надув щеки, мол, вот какой я важный и какой храбрый, раз обращаюсь к самому учителю, из строя детей-цветов вперед выдвинулся раздражающе лопоухий мальчишка, уж слишком напоминающий Родду наглеца Зила, к тому же еще и помогший проникнуть тому в Мос:
– Как мужчина, я хочу выразить свою признательность великому Родду за милосердие, оказанное мне, и…
С едва слышным жужжанием облако
Затрепыхался очередной птер, пронзенный «корнем».
Родду нужно поглотить еще больше разложившегося до питательных веществ мяса, чтобы стать сильнее. Ах как у него разыгрался аппетит, он даже облизнулся, чего не делал уже десятки лет. Пора задействовать последние резервы, самое время, иначе может быть поздно.
По его приказу, переданному тонжерром, пришли в движение толпы чистяков, ожидавшие его решения на улицах возле замковой площади. Воля Родда распространилась и на тех, кто ожидал своей участи, сидя на лавочках у домов, кто уже которые сутки лежал в своей постели и кто, не приседая, не выпив и глотка воды, играл роль у центральных ворот Моса, изображая прогуливающиеся парочки влюбленных, торговцев снедью и перевозчиков. Мало того, все животные, зараженные тонжерром и еще не околевшие, поспешили присоединиться к людям на площади, которой суждено было стать самой большой тарелкой на планете.
Скоро начнется последняя трапеза Родда в Мосе, после которой ничего живого в городе не останется. Улыбка – гримаса! – исказила лицо Родда, и все его послушники дружно лишились чувств от страха, и пахнуло при этом от их жалких тушек вовсе не тонжерром. В Мосе ему уже тесно, пора отправиться дальше, ведь на Разведанных Территориях еще столько пищи, способной сделать его непобедимым.
А когда Родд станет достаточно могуч, он сразится с тем, кто превратил его в чудовище.
И в той битве Создателю не поможет вся его нечисть.
Она до сих пор обожала прятаться в хранилище для кислот и огнеопасных веществ.
Где еще было скрыться от всего мира сначала малютке, а потом и девице на выданье – ей уже двенадцать! – если к громадным шкафам со справочной литературой ей категорически запрещалось приближаться? В лаборатории под склепом – в той самой, о которой ходили слухи по всему Мосу, – разве что в специально отведенной для этого комнате, в самом дальнем ее углу, Даринке разрешалось мыть бюретки и пастеровские пипетки. И больше ничего. Все остальное категорически воз-бра-ня-лось!
Но когда мама и тетушка Ренатта под гул многочисленных вытяжек сначала спокойно, а потом до хриплых криков «Чушь!» и «Твоя ограниченность поразительна!» затевали непонятный Даринке спор, и обычно спокойное лицо мамы покрывалось красными пятнами под мельчайшими капельками пота, а уложенная вокруг головы коса превращалась во вздыбленные космы, исчезновения Даринки проходили незаметно. Мама и тетушка спорили так увлеченно, что весь мир переставал для них существовать, и если бы небеса обрушились на землю, они бы даже не заметили.
Раньше у тетушки Ренатты были густые волосы, такие же ослепительно рыжие, как у Даринки, а не лысый блестящий череп. Полысела она в результате одного эксперимента, поставленного на себе после очередного громкого спора с мамой. Да и мама раньше одевалась ничуть не скромно и обожала украшения, о чем братишка Зил совсем не помнит. Мама терпеть не могла зеленые плетенки до пят, и глаза у нее стали такими яркими, как сейчас, только после введения в них особой вытяжки, чего Зил тоже не помнит, но Даринке этого никак не забыть, у Даринки отличная память – феноменальная.
Ее кокон.