Пол и его товарищи по военному плену в Хеллендорфе не сразу свыклись с отсутствием охранников — те благоразумно сделали ноги еще прошлым вечером, намылившись в леса и холмы. Вместе с двумя другими американцами Пол неуверенно продвигался по кишащей людьми дороге в направлении Петерсвальда — еще одна деревушка на пятьсот очумевших от войны душ. Над человеческими реками, текшими в обоих направлениях, висел один и тот же вопль-стон: «Русские идут!» Преодолев в этой компании четыре утомительных километра, троица американцев расположилась на бережку ручья, пробегавшего через Петерсвальд, и парни начали гадать: как добраться до своих? Правда ли, что русские убивают на своем пути все живое? Рядом с ними в полутьме, забившись в конурку, сидел белый кролик и прислушивался к непривычному шуму извне.
Троица не разделяла ужаса, которым была охвачена деревня, и не испытывала особой жалости.
— Бог все видит — эти безмозглые наглецы давно напрашивались, — сказал Пол, и его товарищи в ответ мрачно ухмыльнулись. — После всего, что наворотили эти немцы, русским можно простить любой их фортель, — добавил Пол, и его спутники согласно закивали. Втроем они молча сидели и смотрели, как мечутся мамаши, распихивая детишек по погребам, другие суетливой цепочкой тянутся вверх по холму, чтобы укрыться за деревьями, а третьи, прихватив самые ценные пожитки, бросали насиженные места и вливались в текущий по дороге людской поток.
Идущий размашистым шагом младший капрал английской армии — глаза чуть навыкате — крикнул им с дороги:
— Ребята, лучше тут не рассиживайтесь — они уже в Хеллендорфе!
На западе появилось облако пыли, загромыхали грузовики, бросились врассыпную перепуганные беженцы — и в деревню вошли русские, они предлагали потрясенным горожанам сигареты, а тех, кто рискнул высунуть нос на улицу, одаривали влажными горячими поцелуями. Пол, со смехом выкрикивая «Американец! Американец!» поверх яростной аккордеонной музыки, что неслась из грузовиков с красными звездами, резво вокруг этих грузовиков запрыгал и был вознагражден: освободители бросили ему несколько буханок хлеба и кусков мяса. Возбужденные и счастливые, все трое, едва не роняя запасы съестного, вернулись к своему ручейку и усердно принялись за трапезу.
Тем временем все остальные — чехи, поляки, югославы, русские, устрашающая орда разъяренных рабов немецкого рейха — начали крушить и предавать огню все подряд, мародерствовать просто так, куража ради, следуя в кильватере Советской армии. Сбившись в кучки по три-четыре человека, недавние рабы систематически взялись за близлежащие дома — они выламывали двери, до полусмерти пугали жильцов и забирали себе все, к чему лежала душа. Такой разорительный налет не мог оставить безучастным никого — Петерсвальд представлял собой узкое поселение глубиной в один дом по каждую сторону дороги. Когда к вечеру над деревней воцарилась луна, Полу пришло в голову, что каждый дом перевернула сверху донизу не одна тысяча человек.
Он и его друзья наблюдали за мародерами — а те трудились в поте лица — и кисло улыбались всякой попадавшей в поле зрения новой группе. К одной такой группе присоединилась пара ликующих шотландцев, и вот они, опьяненные веселым разгулом, остановились поболтать с американцами. У каждого был шикарный велосипед, какие-то бесчисленные кольца, часы, бинокли, камеры и прочие замечательные безделушки.
— Тут ведь что получается, — пояснил один из них, — не сидеть же сидьмя, когда вокруг такое творится? Может, другого такого дня в твоей жизни не будет. Вы же победители — значит, имеете право на все, что пожелаете.
Три американца — по инициативе Пола — между собой это обсудили и убедили друг друга: если они пограбят дома противника, никто не бросит в них за это камень. И вот все трое штурмом взяли ближайший дом, в котором никого не было с той минуты, когда они пришли в Петерсвальд. В доме уже изрядно покуролесили: все окна без стекол, все ящики — на полу, вся одежда содрана с вешалок, в шкафах — шаром покати, подушки и матрацы вспороты и выпотрошены. Предшественники Пола и его друзей уже обшарили все, что было перерыто до них, и осталась только какая-то драная одежда да кое-что из посуды.
Они решились войти в это разоренное гнездо уже под вечер и не нашли там ничего, что могло бы представлять для них интерес.
Пол сказал, что этот дом и в лучшие времена едва ли был полной чашей, его обитатели явно жили в бедности. Мебель была убогая, стены потрескались, фасад тоже нуждался в ремонте и покраске. Но вот Пол поднялся по лесенке на крохотный второй этаж и обнаружил там удивительную комнату — она не вписывалась в общую картину обнищания. Это была спальня — яркие цвета, изящная мебель, картины со сказочными сюжетами на стенах в веселую полоску, свежевыкрашенное дерево. На полу унылым холмиком громоздились детские игрушки — они не понадобились даже мародерам. Единственный предмет во всем доме, вообще оставленный без внимания, был прислонен к стене у изголовья кровати.
— Ты посмотри, это же пара детских костылей, черт меня дери.