Армагеддон No 3

Хуже всего, что Поройкову снились эти изнуряющие бесконечные сны. Нет, раньше тоже всякое снилось. Особенно про Ленку. Ну, как он приезжает домой в Подтелково, а она, падла, с безруким Михасем живет. И он еще, главное, думает до утра, что же с этим Махасем делать, бить-то его как? Инвалида гребаного. И мать, главное, до утра воет, и Ленка... Прямо в голове.

Но сейчас ни Ленка, ни Михась вообще не снились. Почему-то снились только два странных проверяющих, за которыми он до утра ходил конвоем. Причем, когда он в конце августа действительно сопровождал их по всей длине будущей ветки, ничего странного ему тогда в них не виделось. А теперь в каждом сне он вдруг примечал в них то какие-то шевелящиеся горбы на спине, то стремительную походку боком, то вдруг даже начинал понимать это пощелкивание, которым они между собою переговаривались. Один все беспокоился, чтобы ветка пересекала весь циферблат. Так и щелкал клестом второму: "Циферблат! Циферблат!" А второму почему-то от всего циферблата только восемь частей надо было, но подзузукивал он второму как-то не на русский манер: "Восем част! Восем част!" Точно! Так немцы поволжские в 257 лагере на Вишере цемент для раствора отмеряли: "Одна част, два част."

Каждую ночь Поройков теперь мучался мыслью, почему кроме него не видит, что проверяющие - немецкие шпионы. Во сне он каждый раз пытался писать донос самому главному начальнику генералу НКВД, запоздало сожалея, что бросил школу после пятого класса. Хотя кто бы тогда мать кормил с пятью оглоедами на руках? А утром Поройков понимал, что вся эта хрень, что теперь настойчиво ему снится - следствие того порядка, который кто-то наводит в лагере без его участия. И ведь даже овчарки - умные, проверенные суки, только смотрели на Поройкова какими-то тоскливыми глазами и даже не рычали на подконвойных.

У него хватало опыта и жизненного ума выявить рано поседевшего коротко стриженого фраера с пятью пунктами по 58 статье, которого на удивление часто лупцевал бригадир Рваный. Зря он это делал, зря. Слишком спешил, с-сука. С наблюдательного пункта Поройков собачьим нюхом чувствовал, что сам бригадир, после каждой зуботычины, бежал выполнять какие-то тайные распоряжения этого стриженого фраерка.

Почва уходила у Поройкова из-под ног. То же чутье ему подсказывало совершенно недопустимую для его душевного равновесия мысль, что вовсе не сдернуть с кичмана собирается эта серо-черная рвань, что все их усилия направлены на рост производительности труда и досрочную сдачу объекта социалистического строительства. И от этих мыслей хотелось задрать голову к рано темнеющему небу и по-волчьи завыть на прозрачный рожок Луны.

ВЫБОР

Так ведь и с Седым полная непонятка получалась. Лежит, блин, уткнувшись в стенку носом. Нюхач называется. Жрать стал отказываться. И до полного венца всему ихнему мероприятию три дня осталось, не больше.

- Слушай, Седой, а ты сам когда-нибудь те врата видел? - спросил Ямщиков.

- Ну, хотя бы раз запирал? Рыжий ведь еще про какие-то битвы говорил вроде, в которых ты участвовал.

- Там, в сущности, никаких битв не было, - спокойно ответил Седой, пребывавший в последнее время в каком-то полуобморочном состоянии. - Народ тогда был другой. Вот евреев тогдашних взять. Войско собиралось мигом. Я, в принципе, тогда даже в Факельщике и Воине не нуждался. Народ потому что веру имел, собственную любовь хранил и за нее дрался. Просто выходишь, к примеру, на стихийно возникающий митинг и объявляешь: "Так и так, господа-товарищи! Я - Нюхач. Несу, блин, в себе надежду на спасение. И если вы немедленно не возьметесь за ум, никакого спасения вам не будет. От хрена вам уши, а не спасение! Погрязли вы в том-то и том-то, ссучились, одним словом!"

- А они чего? - с любопытством спросил Ямщиков, явно увлекшись историческим рассказом.

- Я же говорю, организованный народ-то был. Ковчег тут же выносят, трубы иерихонские в зубы зажали, и вперед строевым шагом! Какой там в задницу Армагеддон! Ни разу до крупняка дело не доходило, - вдохновенно рассказывал Седой, размахивая руками.

- А если они не поверили бы? - проявил аналику мышления Ямщиков.

- Ни разу такого не случалось. Причем, что характерно, просто скажешь:

"Сон мне был! Что вы все суки! Господь на вас гневается!" И сразу же проникались. О душе своей народ думал! - расхвастался Седой.

- Ты смотри! А помнишь, как мы в той же Дании, где, блин, все в ожидании, тогда еще мы уговаривали всех подсобить, умоляли! Про душу ты им еще бессмертную рассказывал! - разнервничался Ямщиков.