Армагеддон был вчера

– Разумеется, знаю, пан коллега, – прервал его я. – Если речь об этом дойдёт до Его Величества Роберта Первого и Единственного (к вашему сведению, академик Роберт Яначек – директор нашего института общей биологии, по совместительству заведовавший и лабораторией, в которой прозябал Коварж), то всё дело закончится изящной научной статьей, а то и монографией, где вы будете фигурировать в анонимном списке «сотрудников, которым выражается глубокая признательность» за то, что они там и сям что-то принесли, подержали или нагрели. Я не прав?

– Абсолютно правы, – вздохнул Коварж и с опаской осмотрелся вокруг, словно боясь, не возникнет ли рядом грозный лик академика Яначека. Однако этого, как и следовало ожидать, не случилось. Лишь доктор Нетрлик, утомившись от собственного мурлыканья, тихо подрёмывал за своим столиком. – Совершенно правы. Что же касается вас, то я знаю, – точнее, надеюсь – что вы человек честный и...

– Мерси, – я отвесил галантный кивок. – Постараюсь не уронить своей репутации. Кстати, хочу сразу же заявить, что не собираюсь участвовать в вашей работе в качестве соавтора, что бы там из неё ни получилось в результате. Даже в качестве анонимного сотрудника. Даю вам моё честное слово.

Коварж вздохнул с облегчением.

– Я знал, знал, что... Да чего там! – он махнул рукой. – В принципе, помощь, которую я прощу от вас, ничего не стоит, по правде сказать, вы могли бы оказать её мне прямо сейчас.

– Вот как? – я поднял брови. – Хотя у меня большой опыт, но я не могу припомнить, чтобы я когда-то занимался наукой в ресторане. Что же, никогда не поздно обзавестись новыми привычками.

– Знаете, пан коллега, самое интересное во всём этом является то, что такие правовращающие молекулы встречаются, в основном... как бы это выразиться, чтобы вам, биологу, не показалось смешным... короче говоря, в странных организмах...

– Ага, – кивнул я. – Вы, конечно, имеете в виду людей?

– Не надо смеяться надо мной, – укоризненно сказал Коварж. – Я знаю, что для вас, биологов, человек нисколько не отличается от животного или цветка. Но с точки зрения обычного человека, так сказать, здравого смысла...

– Ну, уж нет, – решительно возразил я. – Можете говорить со мной о чём угодно, но в учёной беседе, даже если вы уж решили проводить её в этой дыре, избегайте ссылок на здравый смысл или как он там называется. Ещё древние греки установили, что с познанием окружающей действительности вообще и наукой в частности эта штука не имеет ничего общего.

– Ну, ладно, – вздохнул Коварж, – попробую иначе. Некоторые цветы...

– Растения, – поправил я.

– Да-да, конечно... Хорошо, некоторые растения... и животные... проявляют исключительные свойства, необычные в остальной природе. Строение, характеристики, особенности... короче говоря, всё, что угодно. Понимаете?

– Понимаю. Только что тут странного? Я сам могу перечислить вам таких видов сотни, если не тысячи.

– Слава богу, пан коллега, теперь вы догадываетесь, куда я клоню. Именно это я имею в виду. Так вот, слушайте. Представьте себе, что больше всего правовращающих молекул я обнаружил как раз в таких... странных... видах.

– И что, у вас есть уже какая-нибудь теория или хотя бы гипотеза на этот счет, пан коллега? – спросил я, изо всех сил стараясь не выдать своим видом чрезмерного интереса, тем более волнения, какое я, сам не зная почему, вдруг почувствовал.

– Есть, – гордо ответил он. – Знаете, пан коллега, я вам верю, поэтому, собственно, всё это и рассказываю. Мне кажется, что все эти цветы... пардон, растения... и все животные, в которых я нашёл такие молекулы, являются, так сказать, ублюдками. Или, точнее, мутациями. И, может быть, всё их отличие от остальных заключается именно в химическом составе, допустим, как раз в оптической активности молекул. Неудавшиеся мутации погибают, мутации, способные жить, выживают, но приобретают, грубо говоря, странные, необычные свойства. Что вы на это скажете?

Я глотнул из бокала, чтобы Коварж не заметил моего облегчения. Его гипотеза была такой же наивной и безнадёжной, как и его симпатии к Яне. Хотя...

– Пожалуй, это интересно, – великодушно согласился я. – Интересно и многообещающе. Да, кстати, о каких растениях – цветах, если использовать вашу терминологию – и животных идёт речь? Если, конечно, вы готовы это сообщить.

Коварж уже находился под расслабляющим действием алкоголя.

– Для вас – все, что угодно, пан коллега! Вы слышали что-нибудь об орхидее Corallorhiza trifida?

– Да, конечно. Из университетского курса ботаники.

– Ну, тогда я вам не скажу ничего нового. То, что она цветет уже в марте, ещё не так удивительно. Но то, что у неё нет хлорофилла...

– Не преувеличивайте, пан коллега! Насколько я помню, внутри стебля этого растения живут грибы, можно сказать, в плену. Корни растения снабжают их питательными веществами, те перерабатывают их...

– Не сердитесь, пан коллега, я не хочу вмешиваться в вашу специальность, но здесь вы немного путаете, – сказал Коварж с торжеством. – Растение, точнее его верхняя часть...