Армагеддон был вчера

«…Оболваненные люди списывают ИХ проделки на несуществующих домовых, на полтергейст, на зелёных человечков. Последнее, кстати, не так уж и далеко от истины: в том смысле, что ОНИ – это пришельцы. ИХ пакостливая натура проявляется порой в самых неожиданных местах. Когда ИМ удаётся полностью захватить разум человека-носителя, они в припадке безудержного озлобления бьют посуду, портят мебель, прячут вещи, оставляют непонятные и жуткие надписи и знаки на стенах, потолках. К счастью такое случается крайне редко, и долго удерживать физический контроль над человеком ОНИ не в состоянии. Но из памяти напрочь выпадают те минуты, когда его разумом и телом владели ОНИ. И вот растерянный и испуганный человек начинает придумывать себе объяснения настолько невероятные, что только диву даёшься… »

Кесарь Кесаревич задумчиво погрыз ноготь, продолжил:

«…Это – чужаки, уничтожившие по злобе своей место предыдущего обитания. ОНИ не из нашего измерения, и только это позволяет ИМ беспрепятственно завладеть нашими телами, нашими разумами. Вся их сила, мощь, даже могущество – ничто без физической оболочки. Поэтому мы нужны ИМ как доминирующий вид на планете.

По природе своей человеческое существо доброе и отзывчивое. Да, только нам присуще такое замечательно качество как Соучастие. Изначально мы добры и правдивы. Человеколюбие, филантропия – есть ни что иное, как необходимые качества для видовой экспансии homo sapiens.

Зато злоба, коварство, подлость, ненависть противоестественны человеческой натуре, и это в нашу жизнь привнесли именно ОНИ…»

Кесарь Кесаревич косо глянул на часы. Пять часов вечера. Сейчас усталые, измученные после трудового дня люди потянутся домой, и двор вновь наполнится раздражением и ненавистью.

В это время Кесарь Кесаревич всегда выходил прогуляться в скверик, а заодно и понаблюдать, выявить и зафиксировать в памяти самых отъявленных, наиболее явно проявляющих себя ИХ. В последнее время это тоже стало его привычкой. Тем не менее, сегодня он решил немного задержаться с прогулкой. Объяснить себе мотивы этого поступка он не мог, сколько ни шевелил бровями и ни морщил лоб.

Тут Кесарь Кесаревич оторвался от клавиш и удивлённо прислушался. Непонятно – что же его так насторожило? Он встал, прошёл к окну и долго смотрел во двор. Тишина!

Поразительно! Люди возвращались с работы, проходя через скверик в замкнутое пространство двора их «хрущёвки», но все шли безмятежные, умиротворённые. Даже Фирсов – сосед с третьего этажа – не орал, как обычно, на свою жену, а шёл рядом с ней величаво и спокойно, в одной руке неся тяжеленную сумку с продуктами, что вообще-то нонсенс, другую, согнутую в локте, подставив жене для опоры.

Засосало под ложечкой: нахлынуло давно забытое ощущение «дежа вю». ЭТО снова происходило, и это надо было немедленно увидеть своими глазами. Торопливо одевшись, Кесарь Кесаревич, тем не менее, не забыл повязать галстук и прикрыть лысину шляпой – как-никак он интеллигент. А потому должен проявлять уважение к себе и окружающим даже в таких мелочах.

Выйдя во двор, он удивился ещё больше: повсюду царил бархатный покой летнего вечера. Даже злобные старушенции, что никогда не упускают случая вцепиться в кого-нибудь со своими нравоучениями, вежливо поздоровались с ним, чего давным-давно уже не делали. Раньше они только брезгливо поджимали губки и провожали его ненавидящими взглядами. Не просто так, конечно, ненависть возникла – однажды он-таки поставил их на место. По-интеллигентному вежливо, понятно, и всё же достаточно решительно. А сейчас! Казалось, сама атмосфера была насыщена добротой, это ощущалось всей кожей, всем существом.

Мишка и Аннушка сидели вместе в песочнице, и у каждого в руках было по мороженке. Напротив сидел отец и откровенно любовался, как они с аппетитом уплетают прохладную сладость.

На подоконнике первого этажа дремал старый кот Матроскин, довольно жмурясь и вяло покачивая свесившимся кончиком хвоста. По двору бегала ребятня, но никто Матроскина не сдёргивал, и это было в высшей степени странно. Обычно он и пяти минут не мог там пролежать, не привлекая внимания маленьких извергов.

Кесарь Кесаревич прошёл по двору, изумляясь и восторгаясь всё больше. На душе было так хорошо, что хотелось зарыдать от нахлынувшего избытка чувств, от тихого счастья и желания сделать что-нибудь особенно хорошее.

И тут он увидел причину столь разительных перемен. У самого входа в скверик сидела небольшая вислоухая собачонка и улыбалась всем прохожим. И люди улыбались ей в ответ, и каждый норовил подойти и обязательно погладить, приговаривая какое-нибудь ласковое слово. Она нисколечко не пугалась и принимала знаки внимания, благодарно шевеля пушистым хвостом в дорожной пыли.

Кесарь Кесаревич торопливо прошаркал до ближайшего магазинчика и купил двести грамм ливерной колбасы. Обратно он едва не бежал, опасаясь, что собачонке наскучит их дворик, и она потрусит дальше в неизвестность, из которой она и выпала.

Нет, она словно дожидалась его, как будто знала – зачем этот смешной старик убегал так поспешно.