Армагеддон был вчера

В квартире воцаряется полный бедлам: все наперебой осведомляются о моем самочувствии и дают разные полезные советы, от которых Идочка только фыркает и шепчет мне на ухо, чтобы я не вздумал этим советам следовать, если хочу дожить до старости; мне предлагают съесть и то, и другое, и еще вот это, — я послушно киваю и жую то и другое, и еще вон то, пытаясь одновременно говорить, а все делают вид, что понимают меня, хотя ни хрена они не понимают, потому что я и сам себя не очень-то понимаю. А понимает меня один только серый пес, которого я потихоньку кормлю обрезками ветчины. Ритка гудит о предстоящем то ли в субботу, то ли в воскресенье (правда, непонятно, на какой неделе!) санкционированном митинге кентавров, который явно грозит нарушить установившуюся в городе относительную тишину; Фима проклинает свою промышленную экологию и поганые биофильтры, которые все время летят, но после целевой заутрени и вмешательства окраинных утопцев фильтры перестало клинить, зато заклинило Фиму, несмотря на его замечательную докторскую степень. Тетя Лотта сперва увлеченно рассказывает о двух батюшках-отступниках, на позапрошлой неделе едва не сорвавших службу в Благовещенском соборе и даже грозивших предать анафеме прихожан вкупе с самим владыкой; потом она без видимого перехода начинает сокрушаться о пропавшем Ерпалыче, пес лижет ей руки, а следовательша из прокуратуры очень внимательно слушает старушку и даже что-то записывает. Короче, я и не заметил, как кто-то притащил из холодильника водку.

«Столпер-плюс», с портретом Столпера-равноапостольного на этикетке — люблю ее, она лавровым листом отдает, на послевкусии.

Увы, Идочка безошибочно вычислила виновного, набросившись на Фимку — поскольку, по ее словам, я еще не оправился от болезни и в ближайшие лет пятьдесят не оправлюсь, если у меня такие друзья! — я развожу руками, встаю и, дабы не впасть в искушение, отправляюсь в туалет.

— На прошлой неделе одного дурака-рэкетира брали, — доносится до меня веселый бас Ритки, и я задерживаюсь в коридоре, чтоб послушать. — Долги под заказ из должников вышибал. Способ, дескать, колдовской разведал, чтоб без проблем. Я у него, когда наручники нацепил, спрашиваю: что за способ? А он мне серьезно так: очень просто, служивый! Берут два яйца двумя пальцами, протыкают иглой трижды с двух сторон…

Первым хрюкнул Фима-Фимка-Фимочка.

— …с двух сторон, значит, потом опускают яйца в кипящую воду с солью и перцем…

Деликатный смешок — это следовательша; и почти сразу меленько захихикала тетя Лотта, старая заговорщица.

…потом дверь на замок, ключ в кипяток, и поешь фальцетом:

«Черт приносит того, кто просит. Замок я закрыла, долг в яму зарыла, забрала у пакостника иль убила…» Ну, дальше я не помню. И напоследок…

—Чего это вы все хохочете? — слышен мне обиженный возглас Идочки. — Нет, правда, что тут смешного?!

— Нет, главное, напоследок, — заканчивает Ритка, весь сотрясаясь в пароксизмах . — Главное в том, что ключ с яйцами вареными надо снести на могилу с именем должника, а замок от двери — на могилу с именем кредитора! Я у него спрашиваю: и что, впрямь никаких проблем? Кивает, зар-раза… если, говорит, гостинцы на могилы снести не забудешь, то никаких…

Ухмыляясь, покидаю коридор.

Ну, Ритка, ну, шалопай…

Заперев дверь туалета на задвижку и отгородившись ею от слабо доносившегося из комнаты гула голосов, я вздохнул с облегчением. Ну и денек сегодня! Одно могу сказать: Идочка — молодец. И как сестра милосердия, и вообще… Или это наша первая встреча в ванной так на меня подействовала? Вряд ли: что я, голых баб не видел?! Видел. Да и не голая она была, хотя и пес на нее как-то так косится, и я — тоже кобель еще тот…

Тоненькая пачка листков в клеточку вываливается из моего кармана на кафель пола, я вспоминаю, откуда у меня взялись эти листки — и поскольку сидение в туалете располагает к чтению, по новой углубляюсь в письмишко Ерпалыча.

Мысль отдать листки Эре Гигантовне возникает несколько позже, и убедительностью эта мысль не обладает.

«АКТ ТВОРЕНИЯ»

(страницы 3-9)

…Вот так я впервые и познакомился с сектантами Волшебного слова. Впрочем, к тому времени их почти никто не звал сектантами, особенно в кулуарах городского филиала НИИПриМ.

Института Прикладной Мифологии.