Армагеддон был вчера

Снег перестал идти. Небо блестело холодными искрами, вокруг было тихо и пустынно. Следы наши на этой девственной белизне выглядели уродливо и нелепо: две колеи от колес Фола и Риткиного «Судзуки», две цепочки обычных следов, моих и Риткиных, поскольку бравый жорик шел пешком, ведя мотоцикл за рога, и дорожка крестиков, оставленных любопытной вороной, скакавшей за нами от самой храм-лечебницы.

Фол наклонил голову, прислушался, дышит ли старик, и обеспокоенно нахмурился.

— Я поеду через яр, — тоном, не терпящим возражений, заявил кентавр, — а ты, Алик, обойди по мостику… Знаешь, по какому?

Я знал — по какому. В первый раз, что ли?

— Встретимся на той стороне у бомбоубежища, — продолжил Фол, — и оттуда ко мне. Договорились? Посидишь со стариком, а я по Срани помотаюсь. Что у нас, своих лекарей не найдется?

— А я? — недоуменно спрашивает Ритка. Одинокий фонарь раскачивается над ним, и тень сержанта елозит по снегу, словно пытаясь освободиться и убежать. — Я с вами!

— Не надо тебе с нами, Ричард Родионыч, — Фол в упор глядит на Ритку, и в голосе кентавра звучит уверенность пополам с симпатией к собеседнику., — Никак не надо. Наши не тронут, раз ты со мной, — так ваши не простят. Кто тогда этого Генриха достанет? Я? Или Алик? Вот оно как, сержант…

— Ночью, через яр… — бормочет Ритка, с сомнением кусая губы. — Ты, Фол, не опасаешься, а?

— Не опасаюсь, — улыбается Фол.

— Ну а когда там… Снегурки да Деды-Отморозки пьяные гуляют? Захороводят ведь?!

— Так ведь и я там не всегда трезвый гуляю, — уже откровенно смеется Фол, но я его не слушаю, потому что никак не могу избавиться от ощущения, что за нами наблюдают.

Желтый свет фар мечется по улице, и из-за проволочного заграждения вокруг «неотложки» показывается приземистый «микро» специализированной «Скорой помощи». Открываются ворота — хотя я не вижу возле них ни одного человека — и машина, ворча и разбрасывая снег, приближается к нам.

Останавливается.

Хлопает дверца.

«До чего же мне осточертели белые халаты!» — думаю я, глядя на высунувшегося из машины парня.

— Чего надо? — неприветливо интересуется Ритка.

— Я сейчас открою заднюю дверцу, — вместо ответа сообщает парень, — так вы его туда и заносите… На койку положите, она в стену встроена.

Потом, наконец, до парня доходит.

— Я — заведующий кардиологическим отделением, — торопливо добавляет он. — Мне Идочка сейчас звонила… В общем, наплюйте вы на Генриха. Известный перестраховщик. Морду бы ему набить — да нельзя.

— Жалко, — понимающе кивает Ритка.

— Кого жалко? Генриха? Вот уж кого ни капельки…

— Жалко, что нельзя. А то я уж было решил, что можно.

Парень смеется. Смех у него хороший, искренний, и я сам не замечаю, как начинаю улыбаться в ответ. Фол тем временем объезжает машину и, судя по звукам, принимается загружать Ерпалыча внутрь. Слышен приглушенный лязг (инструментов, что ли?) и женский немолодой голос:

— Юлик! Готовь шприц! И помоги мне снять с него этот жуткий кожух…

Фол выкатывается из-за машины. Руки его пусты, и в первый момент это мне кажется ненормальным. Потом я замечаю, что руки кентавра слегка дрожат. Фол тоже замечает это, хмурится — и руки перестают дрожать.

— Завтра с утра можете зайти в кардиологию, — говорит парень, — в седьмой корпус. Узнаете на входе, какая палата и разрешены ли посещения. Спокойной ночи!

Он кивает плечистому шоферу, сидящему рядом с ним и за все это время не произнесшему ни слова. Машина трогается с места, начиная разворачиваться.

— Хороший парень, — подводит итог Ритка. — Не то что этот гад Генрих! Вот кого надо в главврачи…

Ворона, затаившаяся при появлении машины, вновь осмелела, подскакала поближе, клацнула клювом и полетела прочь, хрипло хохоча над нами и всем сегодняшним сумасшедшим днем.

11

На обратном пути меня прихватило. Я ехал позади Ритки на его мотоцикле — Фол хорохорился, но было ясно, что он здорово устал, — я то и дело тыкался лицом в овчинную спину служивого, как слепой кутенок тычется в безразличную мамашу; мне было нехорошо, все время казалось, что кто-то невидимый вцепился сзади в мою тень и дергает ее изо всех сил, пытаясь оторвать или на худой конец просто скинуть меня с мотоцикла… Я понимал, что это бред, но меня по-прежнему дергало, и я все крепче вцеплялся в Ритку.

А он ехал медленно и осторожно — видимо, что-то чувствовал.

Они проводили меня до самого дома. И правильно сделали: дважды нас останавливал патруль, и оба раза это оказывались Риткины приятели-знакомые, так что мы ехали дальше без хлопот; а подозрительные личности, попадавшиеся нам по дороге, отступали в переулки, понимая, что им придется за нами гнаться, либо с нами драться, либо и то и другое последовательно, а опыт подсказывал подозрительным личностям, что лучше не рисковать, нарываясь на трех взрослых мужиков, один из которых не мужик даже, а кентавр, и второй тоже не мужик, а, похоже, жорик, ну и третий тоже вроде бы не очень-то мужик, ишь, телепается… да пошли они все к чертям собачьим!

У моего подъезда мы остановились. Я слез с мотоцикла и тут же ухватился за Риткино плечо, потому что меня повело в сторону.