Армагеддон № 3

Однако наиболее предательской частью, пятой колонной всему этому черному делу — способствует восьмая часть души каждого человека, где с тех пор скрывается зло, принесенное с собой черной звездой. Поэтому ничего хорошего и не принесло людям освоение «нефтяных богатств». Природу загадили, реки погубили, двигаться и радоваться жизни стали меньше, пить огненной воды — гораздо больше… И все, в ком порок победил семь добрых чувств, так и норовят окончательно утопить в «черном золоте» свою совесть.

Лена слушала эту муть, но при этом почему-то с острой, профессиональной памятью, не раз выручавшей ее в ходе следственных мероприятий, вспоминала школьные пояснения, в которых нефть никак не могли отнести по происхождению к какой-либо группе природных веществ. Нефть стояла особняком даже в породах органогенного происхождения. То, что происхождение — органогенное, определить большого труда не составляло, вот только следов проживания подобной органики на земле никто так и не смог обнаружить. И абсолютно ясно она припомнила слова учителя биологии Степана Кирилловича: «До сих пор не установлены те архаические микроорганизмы, разложение которых и позволило сформироваться залежам нефти на нашей планете».

— Ага, Ленка, до сих пор! — подхватывал ее мысль чукча и развивал ее с большой долей мистики: — До сих пол, бля, не найдено такого олганизма, котолый бы, помелев, убивал все зивое воклуг. Мы с тобой, когда сдохнем, молоской и ягелем станем, а нефть, сколько под землей не лезит, она нефтью остается. И зил в ней не нас, планетянский! Как, бля, в тундле лазольется, так не то сто олганизмы, всех селвей в земле убивает! Вот, бля, следи какого богатства зивём!

Заснули они уже под утро. Василий Еремеевич наотрез отказался ложиться на диван. Позаимствовав у Лены старую кроличью шубку покойной мамы, он улегся в коридоре, свернувшись калачиком у двери.

И до самого утра Лене снилась странная черная река, норовившая вырваться из берегов и затопить все живое, и будто сам жесткий матрац подрагивал под ней в такт гудению шаманского бубна…

Был боец — и нет бойца

Накануне, до самого утра Седому снилась странная черная река, норовившая вырваться из берегов и затопить все живое…

Весь день он чувствовал непреходящую сосущую тревогу. В сущности, никакого гарнизона под его началом уже не было. Боец явно ударился в разнузданные похождения с самой Ложью, а Факельщик все больше мрачнел и замыкался в себе. Хотя какой уж там Факельщик из уткнувшейся в подушку женщины, едва сдерживающей рыдания? Никакой…

Во второй половине дня, прислушавшись к себе, он понял, что разговор об этом между Наталией Семеновной и Ямщиковым уже состоялся, но время еще есть. Почти в одиннадцать вечера, преодолевая внутреннюю неловкость и полностью отдавая отчет человеческой, суетной частью натуры, что лезет явно не в свое дело, Седой решительно вышел из купе и направился в хвост вагона к восьмому купе. Он приоткрыл дверь и спокойно встал в проходе, намереваясь никуда не выпускать Наталию Семеновну, с которой никаких дел иметь Ямщикову было никак нельзя.

Старухи в купе не было, на ее полке только лежали спицы с длинными пушистыми носками. Седой понял, что соседка Наталии вышла в туалет. Наталия Семеновна лихорадочно собиралась на свидание с Ямщиковым. Резко пахло дорогими духами и лосьонами. Но сквозь это настойчивое амбре пробивался знакомый сладкий запашок. Женщина так торопилась, что даже не обратила внимание на присутствие Седого.

— Вы куда-то собрались, Наталия Семеновна? — спросил он ее тихо, шагнув в купе и задвигая за собой дверь.

— А это не вашего ума дело, товарищ! Сидите в своем драгоценном первом купе и нюхайте свежий воздух! Я к вам не лезу! — резко ответила женщина, оборачиваясь к нему.

— Значит так. К Ямщикову ты не пойдешь, если живой остаться хочешь. Нельзя ему сейчас с тобою, — так же тихо прошипел ей Седой.

— Что вы такое говорите! Как вам не стыдно, в самом деле! — вспыхнула Наталия Семеновна.

— Про стыд ты оставь, бедным подашь! К нам за просто так в купе никто не садился, тут только сопоставить кто и зачем… Значит, после замужества ты ни разу столкнуться с Ямщиковым не удосужилась. А в самое ненужное время вдруг всплываешь, в обратную жизнь тянешь…

— Какую-то ахинею вы несете, товарищ! В тамбур выйти подышать нельзя! — почти игриво, но с некоторой настороженностью в голосе произнесла Наталия.

— Я тебя сейчас… Нет, иди! Иди, как хозяева твои задумали… Мне плевать. Только, если ты действительно от них, то ты должна знать и кто я! И про то, что я могу, ты тоже должна знать! Обещаю, удовольствия получишь в том тамбуре сейчас на все сто!

Седой стоял в проеме купе, не двигаясь, так и не снимая темных очков. Женщина вдруг поникла лицом и заплакала.