Она шла между ними, как арестованная. У входа в зоопарк стояла машина, и в ней уже кто-то сидел. Ага, пара подростков, которым теперь светят бо-оль-шие неприятности, и угрюмый мужчина в шляпе, с тортом, портфелем и коробкой цветов. Нашел где свидания назначать, дуралей… Еще и даму твою отловят, и не избежать огласки, а вдруг ты женат, а вдруг она замужем?!
– Где телефон? – Она огляделась.
– В участке, – сказал моложавый.
Лидка сдвинула брови, лысый занервничал.
– Я не поеду с вами в участок, – сказала Лидка мягко.
«Условленное время будет урезано до предела. Только жизненно важные для нового цикла персоны, только Президент, только Администрация, только страховые и силовые структуры. При правильной организации на это уйдет минут пятнадцать, потом начинается эвакуация людей, организованное отступление, а не паническое бегство. Нам понадобится огромное количество поводырей, командиров, обученных довести свой отряд до Ворот и уйти в последнюю очередь. Надо продумать целую систему контроля и поощрений… и наказаний для тех, кто изменит долгу. Это бездна работы, Лида, утомительной и иногда неприятной, и на каждом шагу придется убеждать, что она необходима…»
– Дайте мне возможность связаться с моим шефом, и он подтвердит мое право находиться здесь во время рабочего дня, – сказала Лидка еще мягче. – Ни я не хочу неприятностей, ни вы их не хотите… правда?
Телефонный автомат стоял тут же, у входа, свеже-покрашеный, сверкающий красными боками. Лидка давно его приметила, и моложавый приметил тоже.
– Разве я не имею права позвонить? – Лидка наконец-то ощутила подкатывающее раздражение. Сейчас она будет вести себя, как взбешенная барыня, возможно, завизжит. Возможно, даст моложавому по морде. Возможно, после этого ее посадят на трое суток за хулиганство, и Рысюк палец о палец не ударит, чтобы…
– Давайте звоните, – сказал моложавый сквозь зубы.
Кабинка была слишком тесной, чтобы в ней поместились двое. Моложавый остался снаружи, пристально глядя сквозь мутное стекло на Лидкину руку, занесенную над диском. Пусть смотрит.
«Нам понадобится армия агитаторов, которые каждый день будут ввинчиваться в сознание законопослушного гражданина с одной и той же целью: объяснить ему, что для его же блага он должен находиться в общем строю. Ради жизни его и его детей. Облекать эту мысль в самые разные формы, подходить к разным людям с разных сторон, творчески, если хочешь, обрабатывать. Потому что эгоизм и расхлябанность сегодня обернутся смертями завтра. Понимаешь, Лида?»
Трубка была неприятно холодная. И в ней жил далекий квелый гудок.
В последний момент Лидка подумала, что можно позвонить и отцу, занимающему сейчас совсем не маленькую должность в системе страхования. Что можно позвонить рысюковскому заместителю дяде Диме, его телефон Лидка тоже помнит наизусть. И что обоим придется объяснять, краснея, в чем, собственно, дело, и оба звонка окажутся совершенно бесполезными…
А где она должна быть во время рабочего дня? Где? В своем фонде? Да, наверное. Сидеть за необъятным столом и перекладывать пустопорожние бумаги. За это ей деньги платят, а она выперлась среди дня в зоопарк, согрешила, нарушила один из тех законов, неуклонное исполнение которых обеспечит, с рысюковской точки зрения, апокалипсис без жертв.
Моложавый надсмотрщик ждал. Лидка готова была положить трубку на рычаг и сказать ему с царственной улыбкой: «Ах, я передумала. Вы совершенно правы, я провинилась и готова отвечать по закону…»
У него был красивый разрез глаз. И высокие скулы. Интересный мужчина, вот только жесткий и нарочито холодный взгляд портит дело. Интересно, на свою женщину он тоже так смотрит? Или, придя домой и сняв маску уличного инквизитора, превращается просто в хорошего парня, любящего мужа и отца?
«Вряд ли это возможно, – подумала Лидка. – Такие маски имеют свойство прирастать. Да и не на всякую рожу ляжет такая маска…»
Он увидел, как изменился ее взгляд, и занервничал:
– Ну? Долго ждать?
Она вздохнула и сунула палец в прорезь диска. Пластмассовое обручальное кольцо.
Она не разговаривала с Рысюком вот уже полтора месяца. Не обменялась ни словом. Идея звонка была блефом, она надеялась, что моложавый струсит, но в последнее время все эти общественные контролеры совсем потеряли страх – бояться должны все прочие. Вот как те подростки, что сидят сейчас в машине: впредь не будут прогуливать. И тот бедолага с тортом, что составил им компанию, его теперь долго не потянет на сладкое…