Лидка проснулась оттого, что в палатке сделалось душно. Она вздохнула глубже – и сразу зашевелился Максимов. Очевидно, он давно уже лежал без сна.
– Рука затекла?
– Нет…
– Который час?
– Не знаю…
– Дождя вроде нет… Тем, я выгляну посмотрю.
Она расшнуровала полог. Свежий воздух показался сладким на вкус и совсем не холодным; Лидка осторожно выглянула наружу.
Ночь была светла, хотя небо оставалось затянутым тучами. Рассвет, подумала Лидка – и ошиблась.
Она посмотрела вверх и замерла с открытым ртом. По небу плыли цветные дымы. Яркие, фосфоресцирующие. Там, где за горизонтом остался город, стояло теперь зарево.
– Артемка… Это пожар?!
Максимов уже стоял рядом. Цветные тучи отражались в широко раскрытых глазах.
– Это… тише, Лид. Ничего. Это, наверное, большие учения.
Она проглотила слюну. Да, что-то такое бормотало радио. Большие всеобщие учения, пять видов сигналов, полная имитация…
– Какое счастье, что ты провалился на экзамене! Какое счастье, что мы ушли!
Максимов поднял плечи, поежился от сырого ветра.
– Мы ушли… а они там все остались. Мама, Костя, все твои… Бегают, как бараны. «Полная имитация», блин… Не удивлюсь, если они бомбу кинут, для атмосферы.
Лидка нахмурилась. Холодная змейка шевельнулась в груди, ускользнула в живот. То был не страх даже – отвращение.
– Не бойся, – сказал Максимов. – Ну их всех к черту!
Лидка обняла его за плечи и вдруг увидела, что он выше ее на полголовы.
Он продолжает расти. Давно вырос из школьной формы. И, возможно, вырастет из школьной любви?
Мысль была на этот раз совершенно спокойной, трезвой, безо всякой экзальтации.
Хорошо, что он не видел ее лица.
Центральный штаб ГО выражает соболезнование родным и близким покойных. Принято решение о назначении материальной компенсации…
…в лучшем случае грубые ошибки. В кратчайший срок изолировать группу инструкторов, находившихся в районе Почтовой площади в период с шести двадцати до семи ноль-ноль. Восстановить протоколы переговоров со штабом… Сформировать официальный запрос командующему саперными войсками, чьи действия в конце концов повлекли…
…не тысяча человек, как сказано в официальном обращении, а по меньшей мере пять тысяч (не считая раненых). Их хоронят на разных кладбищах, даже за пределами города, даже в области. ГО ищет заговоры, обвиняет армию, в то время как этот чудовищный рукотворный апокалипсис целиком на совести ГО и лично Президента…
И спросил Господь: «Почему Ворота стоят пустые?» – «Некому спасаться, Господи, – ответили ему. – Всех уморили в процессе учебы».
Они валялись на траве, глядя в небо. Облака плыли как бы в двойной бахроме – первую бахрому образовывали склоненные метелочки травы. Вторая бахрома была повыше – зеленые кроны сосен.
– Артемка…
– Что?
– Догадайся.
– Прямо сейчас? На голой земле?!
Смех.
По небу живой сеткой двигалась огромная птичья стая.
Прочь от города.
Глава десятая
Стояла жара. Над остатками растрескавшегося асфальта дрожало марево, пепелища еще пахли дымом, и кое-где по ним бродили непуганые, сонные мародеры.
Дом покосился. Жильцам так и не удалось вернуться в собственные квартиры. Кто-то получил страховку, а кто-то нет, если учесть, какие потери понесли во время апокалипсиса страховые фонды…
Кое в каких квартирах на свой страх и риск ютились самоселы. Каждого из них заставляли подписать бумажку, что жилец, мол, осведомлен об аварийной опасности и если его, жильца, однажды накроет крышей и погребет под развалинами, это его, жильца, проблемы. Хочет жить – пусть перебирается в барак.
Но пока что дом стоял – без света и воды, во дворе рядком помещались дощатые сортиры. Всего девять штук – запах стоял соответствующий.
Бронзовая доска на фасаде дома стала чьей-то добычей. Вероятно, ее утащили собиральщики цветных металлов. Многие сейчас промышляют именно сбором утиля… А что делать?