Архив Андрея Ваджры том 2

Здесь возникает следующий фактор, делающий «Большой диалог» Галиции и Малороссии невозможным. А с кем, собственно говоря, нам, жителям Малой Руси, вести этот диалог? С культурно разложившейся, ожлобившейся массой бывших крестьян, заполонивших старые польские города Галиции и помешавшихся на русофобском «свидомизме»? Хотя, быть может, мы просто не видим в них чего-то важного? Не видим чего-то такого, что может одарить нас в случае удачного диалога, чем-то уникальным и неповторимым? Что такое эти «справжни украйинци»? Чем вообще является «украинство» Галиции? Каковы его отличительные черты, придающие ему неповторимую индивидуальность? Чем они, галицийцы («украинцы»), могут быть так привлекательны для нас «неукраинцев», чтобы мы вдруг захотели отказаться от своей «русскости», от своего тысячелетнего русского наследия, чтобы мы возжелали «убить в себе русского» и преобразиться в галицийца («украинца»)?

Недавно это попытался для себя выяснить Борис Акунин. [31] Он даже специально приехал для этого во Львов. Но, побродив по улицам немецко-польско-еврейского Лемберга, он с удивлением констатировал, что данный город не является украинским. Тренированная интуиция писателя уловила полнейшее несоответствие и диссонанс между духом сегодняшнего львовского населения и духом древнего города, нынешние жители которого в нём являются массой флуктуирующих инородных тел, не складывающихся в коллективную душу.

«С самого начала мне привиделась в старом Львове какая-то трудно дефинируемая странность, - признался Акунин, - к тому же смутно знакомая. Побродив по улицам и поглазев на людей, я понял, в чём дело. Этот город построен не предками нынешних жителей. Его строили не для тех, кто там сегодня обитает. Львовяне, которых я видел, – дети и внуки западноукраинских крестьян из окрестных сел и приезжих с востока. А выстроили эту обветшалую, но прекрасную габсбургско-пилсудскую фантазию немцы, поляки и евреи. Их никого здесь больше нет. Одних убили, других выслали, кто-то сам уехал. Осталась только ностальгия по прошлому, которой Львов переполнен до краев – на мой вкус, даже слишком, во вред дню сегодняшнему».

Не менее чётко и точно Борис Акунин сформулировал главную проблему проекта «Ukraina» - отсутствие в этом проекте самой «Украины» и «украинцев». ОН ПРОСТО НЕ СМОГ УВИДЕТЬ НА ТЕРРИТОРИИ СТРАНЫ ПОД НАЗВАНИЕМ «УКРАИНА» УКРАИНУ КАК ТАКОВУЮ. ТО ЕСТЬ ОН НЕ СМОГ ОБНАРУЖИТЬ «УКРАИНСКИЙ» НАРОД КАКИМ-ТО ОБРАЗОМ ОТЛИЧНЫЙ ОТ НАРОДА РУССКОГО.

«Три месяца назад я был в Севастополе и её [Украину] там не увидел. Зато я слышал, что настоящую украинскость нужно искать именно во Львове. Мне очень хотелось понять или хотя бы ощутить, что это такое.

Ни черта я не понял и мало что ощутил – слишком короток был срок. Мне показалось, что украинцы похожи на россиян, как однояйцевые близнецы: тот же культурный багаж, те же книжки в детстве читали, те же фильмы смотрели, даже телепередачи у нас (вздох) те же самые».