Архив

Если в подотчетной мне территории Коридоров не станет спокойнее, скоро понадобится серьезный повод, чтобы так часто уходить из дома. В средней школе я увлекалась бегом. Мне это нравилось. Не то чтобы я прямо сейчас планировала выйти на дорожку, но тем не менее.

— Уже темнеет, — говорит мама.

Я вижу, что она взвешивает все «за» и «против», и не позволяю ей передумать.

— Еще не так темно, а я к тому же не в форме. Далеко не убегу.

Я подтягиваю колено к груди, делая вид, что тяну мышцы.

— А как же ужин?

— Поем когда вернусь.

Мама подозрительно щурится, и на мгновение мне даже хочется, чтобы она разглядела во мне эту неумелую, шаткую ложь. Но она переключается на свои пакеты.

— Мне кажется, вернуться в спорт — хорошая идея.

Она всегда пилила меня, что мне нужно вступить в клуб, кружок, войти в команду — стать частью чего-то целого. Но я уже и так стала частью.

— Может, тебе не помешает дисциплина, — добавляет она. — И что-нибудь, чтобы ты была занята делом.

Я с трудом сдерживаю смех.

К горлу подкатывает истерика, я хватаюсь за грудь и ухитряюсь замаскировать ее под кашель. Мама в замешательстве подает мне стакан воды. Не такая уж это проблема — быть вечно занятой. Но, к сожалению, насколько я знаю, за поимку Историй в Архиве не выдают зачетов для поступления в институт.

— Да, — с откровенной горечью говорю я. — Думаю, ты совершенно права.

В этот самый момент мне хочется кричать.

Мне хочется показать ей все, через что я была вынуждена пройти.

Просто швырнуть ей это прямо в лицо.

Сказать правду.

Но я не могу.

И не смогу никогда.

Ведь я знаю, чем это кончится.

И я делаю единственное, что могу: ухожу.

Глава пятнадцатая

Анджелу Прайс не так уж сложно найти. Хотя она ужасно расстроена и принимает меня за погибшую лучшую подругу, что только усугубляет ситуацию, мне с помощью вранья, уговоров и объятий удается водворить ее на Возврат.

Тощий Эрик весь бурлит гормонами, и, состроив ему глазки и позволив себе пару обещаний, которые никогда не выполню, я выпроваживаю его в ближайшую дверь с белым кружком.

Покончив с охотой и доставив на Возврат Пенни Уолкера, я чувствую себя так, будто пробежала настоящий марафон. Голова болит от чтения стен, мышцы — от постоянного напряжения. Кажется, мне даже удастся сегодня нормально уснуть. Проходя мимо вереницы дверей, я краем глаза замечаю что-то новое.

Белый круг одной из дверей на Возврат кто-то трогал. На белом меловом фоне кто-то нарисовал пару вертикальных линий и один полукруг, так что получился… смайлик? Я подношу ладонь к двери, закрываю глаза, и из темноты передо мной возникает рослая статная фигура в черном. Серебристые волосы мерцают во мраке.

Оуэн.

Я прокручиваю картинку вперед, и его рука движется в полумраке, рисуя веселое личико. Потом он сдувает мел с кончиков пальцев, засовывает руки в карманы и движется дальше по проходу. Но дойдя до конца, он не огибает угол. Повернувшись на каблуках, он направляется назад.

Что он здесь делает? Не охотится, не выслеживает. Просто… прогуливается.

Я наблюдаю, как он шагает в мою сторону, опустив глаза к полу. Остановившись в сантиметрах от меня, он поднимает глаза и взглядом ищет мое лицо. Я не могу избавиться от ощущения, что, несмотря на завесу времени между нами, он видит меня оттуда, из прошлого.

— Кто ты? — спрашиваю я.

Он молчит, пристально глядя мне в глаза.

И потом я слышу его.

Тихий напев. Это не гул наэлектризованных стен под моими руками, не шорох воспоминаний, а настоящий человеческий голос, совсем рядом.

Я отстраняюсь от двери и моргаю. Коридоры обретают свои очертания в реальности. Мелодия плывет по воздуху. Она доносится от пронумерованных дверей неподалеку, и, повернув за угол, я вижу Оуэна, опирающегося на дверь со значком «I» над ручкой.

У него закрыты глаза, но как только я подхожу, он распахивает их и смотрит на меня своим холодным синим взглядом.

— Маккензи.

Я скрещиваю руки на груди.

— Я уже всерьез задумываюсь о том, существуешь ли ты в реальности.

Он удивленно изгибает бровь.

— А как же иначе?

— Фантом? — предполагаю я. — Воображаемый Друг?

— В таком случае, неужели я — верх твоего воображения?

Его губы изгибаются в полуулыбке, и он отталкивается от двери мне навстречу:

— Ты правда сомневаешься в моем существовании?

Я не свожу с него глаз и даже не моргаю:

— Ты всякий раз очень странно исчезаешь.

Он разводит руками:

— Ну что ж, теперь я здесь. Все еще не передумала?

Я оглядываю его сверху донизу: светлые серебристые волосы, волевой подбородок, черная одежда. Кое-чего не хватает.

— Где твой ключ? — спрашиваю я.

Он похлопывает себя по карманам:

— Его нет.

Это невозможно.

Наверное, я сказала это вслух, потому что он сузил глаза.

— Что ты имеешь в виду?

— Хранитель не может пройти в Коридоры без ключа…

Если только он Хранитель. Я преодолеваю оставшееся между нами расстояние. Он не отступает, я прикладываю ладонь к его груди и вижу…

Ничего. Ничего не чувствую. Ничего не слышу.

Только тишину. Мертвую тишину. Я роняю руки, и тишина растворяется в тихом гуле Коридоров.

Оуэн Крис Кларк — не Хранитель. Он даже не живой человек.

Он История.